Альберехт репетировал про себя байку, которую собирался рассказать, но она полностью улетучилась, когда заведующий отделением банка, вызванный по его просьбе, обратился к нему по имени.
– Берт!
– Андре!
– Идем ко мне в кабинет, – сказал заведующий и показал куда-то вбок.
– Да-да, спасибо!
– Ничего себе! – сказал человек, стоявший за Альберехтом, когда тот стал пробираться в указанном направлении.
– Извините. Позвольте вас потревожить!
Извиняясь направо и налево, он продирался сквозь толпу в сторону кабинета. В конце концов добрался до двери и открыл ее. Он вошел не в кабинет, а в боковой коридор. Здесь были еще две внутренние двери, а в торце имелась дверь на улицу, забранная толстой решеткой.
Он стоял в этом коридорчике и вдыхал тяжелый запах бумаги, характерный для всех банков и нотариальных контор. Запах, особенно тяжелый оттого, что исходит от ценных бумаг.
Затем открылась дверь, напротив которой он стоял, и его университетский товарищ Андре произнес:
– Заходи!
– Я к тебе ненадолго.
– Люди точно с цепи сорвались. Как им объяснить, что хранить деньги у нас намного безопаснее, чем у них дома. Садись, пожалуйста!
– Везде одно и то же, – ответил Альберехт. – Война? Атакуем банки.
Они находились в маленькой комнатке, которая никогда не служила ни для чего другого, кроме переговоров о деньгах, один на один, за маленьким столиком, окруженным четырьмя стульями. Альберехт сел.
– У меня сын в армии, – сказал Андре, – ему как раз двадцать.
– Уже такой большой?
– Да… Родился, когда мне самому было двадцать. Последняя весточка от него пришла из восточной части Гронингена. Так что сейчас он, будем надеяться, уже в плену. А у тебя есть дети?[21]
– Я даже не женат. Я так понимаю, что ты…
– Как знать, как знать…
– Не надо так тревожиться о сыне раньше времени.
– Да ведь немцы уже дошли до дамбы Афслёйтдейк.[22]
– Не может быть! Неужели они уже заняли и Гронинген, и Фрисландию?
– Я звонил в наш филиал в Леувардене. По телефону было слышно, как они маршируют по улице.[23]
– Очень тебе сочувствую, поверь. Прости, что беспокою в такое тяжелое для тебя время.
– Ну что ты. Я не единственный, у кого сын в армии. Так чем же я могу тебе помочь?
– Ты обещаешь, что это останется между нами?
– Разумеется.
– Нам требуется пятьсот английских фунтов на особые цели.
– Ты мог бы мне просто позвонить.
– Знаешь, я решил, что звонить не стоит. Что лучше просто зайти к тебе. Чем меньше звонков и записок, тем лучше.
Андре кивнул. Потом сказал:
– Знаешь, я как раз сегодня утром о тебе вспоминал, когда читал газету.
– Про концерт моей мамы?