Старинные образы южных славян (Чаусидис) - страница 12

Но в ходе такого творчества подсознание не совсем свободно от опеки, те. от влияния сознания, которое препятствует свободному выбору лица посредством своих внутренних правил и законов. Крайняя степень его присутствия, это когда ход знакового выражения полностью развивается под властью сознания. В этом случае знаковое выражение больше не единственно возможный способ воплощения мысли, но лишь образец, склонность, по которой оно развивается. С течением времени эту опеку, в большой степени, принимает и сам язык, который, со своими установками и правилами изображения, производит некий свободный отбор знаков в привычном наборе.

В каком ключе развивается свободное знаковое выражение, когда сознание не бдит над ним, лучше всего показывает говор детей, которые, не зная правил языка, для выражения своей мысли часто пользуются свободным отбором знаков и сравнений. (См. чер. V11)...

Старинное сознание древнейшего человека, в основном, очень близко как детскому сознанию, так и состоянию сознания, в котором находится спящий человек.Власть слов, в таком случае, не настолько сильна, чтобы покрывать и опекать созидательную деятельность подсознания и его неожиданное знаковое выражение. Поэтому, продукт такого вида деятельности, в основном, носит глубокую печать подсознательного, придающую им черты схожести.

Изъявление внутреннего содержания подсознания древнейшего человека часто развивается благодаря его игре с неким внешним впечатлением, изменяющим чувства. (См. чер. VI11). Именно в подсознании постоянно находятся отдельные отвлеченные содержания, которые из-за большой душевной мощи, заложенной в них, стремятся (соответственно “ждут") быть открытыми сознанием и проявленными в нем. Но часто сознание не способно само это постигнут. Тогда, из вне, через чувства, до подсознания доходит весть о некотором предмете, или совокупности предметов и явлений, которые в себе несут содержание или черты, напоминающие те, которые все еще находятся в состоянии “ожидания". Почему эта внешняя весть и входит в сознание, и так же разлагается на свои отдельные начала, дойдя до игры между внутренним и внешним. Переживая внешнее впечатление, данный человек чувствует, что похожее содержание носит и в себе. И так доходит до предугадывания примерного содержания и его излечения из подсознания. Как, например, спавший, вспоминая свой сон, пересказывает его действие в лицах, или ему расскажет так некто другой, из равной по развитию среды; это действо будет воспринято на двух уровнях: на уровне сознания - обобщенные образы, которые сложатся из рассказа, на уровне подсознания же вырастут отвлеченные начала, которые стоят за вспоминаемыми знаками. Они же предполагают рассуждение по наитию и разложение на составляющие, их взаимные соотношения, что и приводит к неуправляемому и непредвиденному ответу: изменению расположения, радость, грусть и т.д....Но является ли сознание, узнанное этим вторым внутренним подсознательным уровнем, действительно вспомненным содержанием? Происходит это не всегда, особенно в сознании древнейшего человека, будучи отвлеченным содержанием его подсознания, повторно отраженным, принявшим некий знаковый облик, близкий к непроизвольной вести, которая его вызвала. Из-за своего несовершенства, т.е. неприспособленности, сознание не умеет угадать то, что образно выразило подсознание. Единственным его восприятием со стороны сознания может быть лишь ощущение и наитие. След примерного внутреннего содержания подсознания творца, только лишь оставаясь в знаковом виде, вкраплен в продукт его творчества. Как только этот продукт когда-либо возникнет, ему самому предоставляется возможность послужить толчком для игры с неким другим подсознанием.