В середине дня – панический разговор с Кемью.
– Говорит Ронек. Кто у аппарата?
– Петенька, это я… твой Аркашка!
– Аркадий, – говорил Ронек, – принимай скот. Меня здесь смяли. Я пробовал задержать эшелоны, и у меня пробка.
– Пробка? Бросай вагоны под откос.
Долгое молчание. Потом:
– Аркадий, откос есть у тебя… у меня нет откоса!
– Тогда расталкивайся и отсылай эшелоны назад.
– Не могу. Пути забиты. Осталось только одно: гнать вперед, на тебя… Если ты не примешь, дорога встанет.
– С ума ты сошел! Свяжись с этим окаянным Совжелдором…
– Совжелдор – ты сам знаешь, какие там люди, – отвечает мне, чтобы мы приняли скот.
– Откуда он идет? Ты узнавал?
– Кто?
– Да этот скот! Из какой губернии?
– В этом бедламе ничего не узнаешь. Во всяком случае, Петроград мяса не получит… Все это – саботаж! Я был прав. Ничего не изменилось, Аркадий: революцию душат. Голодом!
– Кемь закончила, – раздался голос телефонной барышни, и Небольсин бросил трубку.
Творилось что-то ужасное. Кто-то (знать бы – кто?), жестокий и мстительный, посылал на верную гибель десятки тысяч голов скота. Эшелон за эшелоном, в голодном реве, входил в полярную тундру, где не было ни сена, ни веток, ни забоя, ни холодильников. «Тупик… – думал Небольсин отчаянно, – мы действительно в тупике. Как бы эти рельсы не завели в тупик и меня!..»
Уже не скот, а скелеты, обтянутые вытертыми шкурами, зловонные и полудохлые, прибывали в Мурманск, где быстро погибали на путях – от холода, без воды, без корма. Спасти не удалось, и в эти дни, под рев умирающих коров, Небольсин вдруг нечаянно вспомнил – будто просветлело: «Павлухин! Да, кажется, так зовут этого парня…»
* * *
Под вечер катера развозили с кораблей базарных торговок и спекулянтов. Небольсин явился на пристань. Сунув руки в карманы бушлатов, стояли поодаль, в ожидании своего катера, матросы с «Аскольда».
– С берега? – опросил их Небольсин.
– Ага. На коробку.
– Меня подкинете?
– А нам-то што? Качнемся за компанию…
Небольсин, путаясь в полах длинного пальто, спрыгнул за матросами на катер. В вечернем сумраке стояли на корме, держа один другого за плечи. Мягко причалили. Пришвартовались. Часовой возле трапа вскинул винтовку.
– К кому?
– Мне хотелось бы видеть Павлухина… из комитета!
– Рассыльный, путейского – до Павлухина.
– Есть путейского!
Шагая по палубе, вдоль борта, Небольсин заметил, что на «Аскольде» еще сохранился боевой порядок, который выгодно отличал крейсер от других кораблей флотилии. Техника была в боевой готовности, вахта неслась исправно.
– Здесь. Стукай, – сказал рассыльный, козырнув. Павлухин сидел в писарской, неумело печатая на пишущей машинке. Допечатал строку до звонка, вжикнул кареткой, спросил: