Аргументы, которые, возможно, покажутся странными современному читателю, — а мы их кратко представляем, — существенны для понимания византийских дебатов вокруг икон, ибо участникам было ясно, что здесь, в сфере христологии, залегает центр тяжести конфликта.
«Кто изготовляет иконы Христа, ...тот не постиг глубин догмата о неслиянном соединении двух естеств во Христе»[408] — таков атакующий, боевитый тезис императора Константина. Давайте по отдельности разберем его аргументы. Что понимает император под «неслиянным соединением»? Чем для него является икона? И почему единение (естеств) и икона должны взаимно исключать друг друга?
Соединение двух естеств во Христе
Вот что исповедует святая вселенская Церковь Божия:
...Поскольку оба естества сходятся в неслиянном соединении, т. е. в (соединении) Божества и человечества, (Христос) есть един, в одной ипостаси, т. е. Он есть дважды в одном Лице[409].
Данное изложение полностью выдержано в терминологии Халкидонского собора. В дальнейшем Константин подчеркивает еще раз: «Наш Господь Иисус Христос — это одно Лицо (πρόσωπον) из двух естеств, материального и нематериального, вследствие неслиянного соединения»[410]. В данной формулировке у строго последователя Халкидонского собора сомнение вызвало бы лишь это кратчайшее «из», поскольку соборные отцы, вполне Осознанно, предпочитали говорить: «б двух естествах».
Расстановка акцентов становится еще проблематичнее, когда Константин далее утверждает: «По таком соединении (отсюда возникшая) реальность неразделима»[411]. Хотя и здесь все еще представлена терминология Халкидона, Константин, однако, столь Сильно подчеркивает эту «неразделимость», что исчезает различие обоих естеств во Христе. Желая избежать разделения двух естеств, император почти позабыл об их различии.
Действительно ли Константин учил о том, что вследствие соединения плоть Христова стала единосущной предвечному Слову? Такое о нем утверждали[412], и для того были основания.
Из всего сказанного допустимо заключить, что христологическая позиция Константина была близка к монофизитской[413], и эта близость была замечена уже его современниками. Как для монофизитов, так и для Константина в итоге вочеловечения во Христе возникла нераздельная реальность, — хотя и сложенная из двух естеств, но такая, в которой Божество и человечество практически более не различаются, — «Из двоицы Христос (стал) одним Лицом»[414].
Понятие об образе
Во вторую очередь зададимся вопросом, какого понятия об образе придерживался император. Мы уже видели, что подлинным образом он считал лишь тот, который был бы единосущен своему первообразу. Император так разъясняет свою точку зрения: «Если на изображении не переданы черты фигуры так точно, каково "лицо-лик" (πρόσωπον) его первообраза, то оно не может быть иконой»