Я даже допущу (хотя и не думаю этого), что одиночное заключение подследственных помогает выяснению истины. Что же из этого?
Есть средства, которые, как думают, содействуют выяснению истины еще больше.
Можно вздернуть допрашиваемого на дыбу.
Можно ломать ему пальцы и сжимать голову железным обручем.
Можно жечь ему пятки.
Тогда он еще скорее и полнее покажет всю правду.
Но ведь на эти средства мы не согласимся, потому что есть пункты, которые для нас дороже выяснения судебной истины.
Мы допрашиваем, мы хотим знать правду, но только не ценою пытки.
Значит, и не ценою одиночного заключения…
«Записки из мертвого дома» ужасны. Но если бы появились записки человека, проведшего двадцать лет в одиночном заключении какой-нибудь итальянской тюрьмы, где пять лет подряд он никого не видел, а в остальные пятнадцать видел, но не смел разговаривать, – это было бы еще ужаснее.
В том-то и дело, что такие записки не появляются.
В «Мертвом доме» хоть было что описывать. В одиночном заключении нечего описывать, потому что это – могила.
Альталена
(Из фельетона «МЕСТЬ И ПРАВОСУДИЕ», опубликованного в газете «Одесские новости», после выхода Жаботинского на свободу.)
Вам не кажется, что в этих строках куда больше глубинных чувств, чем в бравых мемуарах о любви к начальнику тюрьмы, жандармам и стражникам?
Если вы ночь за ночью, не зная окончательного срока своего заключения, лежите в тесной камере с зарешеченным окном, – о, вы не станете испытывать теплых чувств к тюремщикам, которые заперли вас наедине с парашей. По ночам в тюремных одиночках время течет куда медленней, чем на воле. Ерзая на соломенном тюфяке, вы будете либо обдумывать, как и что вы напишете, едва (и если) выйдете на свободу, либо вспоминать свои статьи в итальянской прессе – были там сведения, «порочащие государство», или не были? Конечно, были! Ладно, если бы только в статье о студентах вы написали: «В России вообще нечем дышать…» Но в следующей, опубликованной в той же «Аванти», – о Николае Втором: «Слабовольный, нерешительный, неспособный к живому чувству, под пагубным влиянием своих советчиков он совершил шаги, отмеченные крайней реакционностью. Замял дело о ходынской катастрофе. Петицию о свободе печати, присланную ему группой петербургских ученых и литераторов, переадресовал тем же министрам, против которых она была направлена. Не допустил выявления и наказания виновных в крупном деле о мошенничестве и казнокрадстве…»
Да что вспоминать какие-то фразы! Вся статья была антицарской, с цитатами из нравоучительных писем царю опального Льва Толстого. За это могут и в Сибирь сослать… Правда, и Джузеппе Гарибальди сидел в тюрьмах и ссылках. Но то были все-таки итальянские тюрьмы и ссылки на итальянские острова…