Так что, как ни крути, Макс сам виноват. И пусть не он этот спор затеял, но мог его пресечь. А не пресек, потому что упивался обидой.
А теперь можно до умопомешательства беситься, ненавидеть Шилова, обвинять Мансурова, злиться на нее, психовать, но главный виновник всех своих бед — он сам.
Впервые за последние три недели Максим ехал в школу в отцовской машине. Впервые ехал вместе с Аленой. Артема он отправил на переднее пассажирское сиденье, сам уселся с ней рядом.
Единственное, до чего удалось додуматься, — это просто попросить ее не встречаться с Мансуровым и Шиловым, не встречаться и все. Без объяснения причин. По-человечески. Да, вчера он уже пытался, но был тогда на взводе. И она появилась так неожиданно, еще и в неглиже. Точнее, в этом своем халатике шелковом, кружевном. Тоже, нашла в чем приходить! Удивительно, как он вообще соображал. Потому и получилось так сумбурно, ну может, даже грубо. Она сразу взъелась: «Сама разберусь». Угу, разберется она…
Но заговорить оказалось сложно. Поскольку и сам не в кондиции, несмотря на душ, крепкий кофе и бодрящие мысли, и Алена всем своим видом выказывала нежелание общаться. Ее понять можно: что она от него видела, кроме грубости? Но сейчас-то он ей грубить не хотел. А она отсела от него так, что чуть ли не вжалась боком в противоположную дверь, и напряглась до предела. Это просто ощущается, даже если закрыть глаза и не видеть, как плотно она сжала коленки, как нервно переплела пальцы, как стиснула челюсти. Казалось, каждое слово она будет по умолчанию воспринимать в штыки.
Еще и Темочка сидит на переднем сиденье и явно вслушивается. Они молчат, а он все равно слушает, ждет, как будто знает, что надо им поговорить. Как в последнее время бесит его этот Тема! «Впрочем, не младшего в том вина, — одернул себя Максим, заглушив вспыхнувшее было раздражение. — Просто когда все идет наперекосяк, каждая мелочь выводит из себя».
Не поворачивая головы, Максим вновь скосил на нее взгляд, скользнул по напряженному, будто окаменевшему профилю, остановился на сцепленных руках, покоящихся на коленях. Взять и просто заговорить почему-то не получалось. С чего начать? Не просто же так заявить: не общайся с Мансуровым. Тем не менее он так и заявил, не придумав ничего лучше:
— Не общайся с Мансуровым. — Голос прозвучал глухо и сипло, как неродной.
Алена повернулась, буквально на мгновение, бросила быстрый взгляд и снова вперилась в затылок водителю. Ничего не ответила.
— Я серьезно. Не общайся с Ренатом, — повторил Максим.
Она снова промолчала, сделала вид, что и не услышала.