К л а у с. И представьте себе, я нигде не могу добиться не только продовольствия, но и более или менее вразумительных рекомендаций. Потом, где логика? Если людей…
В а л ь т е р. Сегодня важнее ненависть, чем логика.
К л а у с. Под настроение я стрелял. Но здесь их тысячи, и они дохнут… Меня тошнит от всего этого. Тошнит! Понимаете?! Когда люди заживо превращаются в навоз, меня выворачивает. И я написал рапорт. (Передает рапорт отцу.)
В а л ь т е р. Если ты, Кругер, назвал этот навоз людьми, значит, мирное время разбаловало немца. Да, пусть немец остается сентиментальным. Пусть его душу трогает музыка, живопись и прочая дребедень. Пускай себе он плачет над подохшей птичкой…
Б е р т а. Вальтер…
В а л ь т е р. Но наш святой долг — прежде всего научить немца ненавидеть. Ненавидеть и убивать! Понятие «великодушие», учит Розенберг, должно вызывать гнев. С этой точки зрения он раскритиковал «Сказание о нибелунгах».
Б е р т а. Зигфрид чересчур рыцарь.
В а л ь т е р. Мы, нацисты, — когорта воинов со сжатыми зубами!
Б е р т а. А наш кенар — это наш кенар, а их пленные — это их пленные!
К л а у с. Это наши пленные, мутти…
В а л ь т е р. Наши рабы! И никаких рапортов! Дохнут? И пусть себе дохнут!
Б е р т а. Наверху знают, что делают. И твой рапорт о положении пленных может вызвать не только удивление…
В а л ь т е р (многозначительно). А немец немцу при случае из любого дерьма может веревку свить. Взаимное недоверие, грызня, непреодолимое желание уничтожить соперника и конкурента, обогатиться, вылезти вперед лично — вот нынешнее состояние германского общества. От солдата до фюрера. (Сжигает рапорт.)
Б е р т а. Мы приехали сюда из Освенцима. Все не так страшно, как кажется на первый взгляд. Действительно: первые две недели голодные ведут себя возбужденно, на третью на них находит апатия смерти, на четвертую — сама смерть. Наш институт изучал эту проблему и разработал соответствующие рекомендации. Видимо, до вашего лагеря они еще не дошли.
Клаус очумело смотрит на мать, на отца.
В а л ь т е р (втолковывает, как подростку). В этом году в России только от голода умрет двадцать-тридцать миллионов. Твои сорок тысяч будут первой весомой жертвой на алтарь рейха.
Б е р т а. И есть все основания надеяться, что она будет должным образом оценена.
Клаус молча пьет вино и наливает себе снова.
Родители наблюдают за ним.
К л а у с (захмелев). Не стану возражать, что Зигфрид чересчур рыцарь, но существуют же и какие-то нормы.
В а л ь т е р. Преданность идеалу прощает нарушение любых норм.
Б е р т а. А цель оправдывает личность.