– Что ты меня смотришь? – произнесла та. – Это твой костыль. Сам его и поднимай.
Федотов ничего не ответил, он осторожно «подполз» к перилам и, держась за них, стал медленно спускаться.
С этого дня они не разговаривали. Вообще. Они даже не здоровались. Это было удивительно, словно оба одновременно приняли решение не замечать друг друга. Соломатина по-прежнему появлялась в палате Федотова в своем отутюженном белом платье, по-прежнему убирала, мыла, проветривала. Она неизменно сопровождала Федотова на его прогулках. Но была лишь тенью – чтобы ни случилось, она и пальцем не шевелила, чтобы помочь. При этом не смотрела в мобильник, не отвлекалась на окружающих и неотступно следила за движениями Федотова, но никогда не приближалась к нему ближе, чем на три метра.
А потом наступил июль, школьники-волонтеры закончили свою работу и разъехались на каникулы. Соломатина отдохнула с родителями на море, потом пожила у подруги на даче. Она загорела, немного поправилась и накануне первого сентября остригла свои пушистые волосы.
«Соломатиной идет новая прическа», – сошлись во мнении одноклассники, встретившиеся в новом учебном году.
– Инка, после уроков за американскими котлетами пойдешь? – спросил ее хам Егоров.
– За чем? Куда? – не поняла Соломатина.
– В «макдак», дура, – хмыкнул Егоров.
– Козлина. Нет, не пойду, мама марганцовку просила купить, – вежливо ответила Инна.
Выйдя из прохладной школы в ослепительную жару сентября, Соломатина принялась добросовестно обходить аптеки.
– Ты не найдешь марганцовку. Исчезла из продажи. Неожиданно. Было полно, теперь – нет, – иногда отвечали ей провизоры, но она упрямо кружила по улицам, вроде бы и не замечая, что все ближе и ближе подбирается к областной больнице.
– Может, в больнице есть? – спросила сама у себя Инна и вошла в знакомый вестибюль.
– Соломатина?! Тебя не узнать! – воскликнул доктор Владимир Анатольевич, наткнувшись на нее.
– Я, вот… Мама просила марганцовку найти, в аптеках нет… Может, у вас есть немного…
– Что? Марганцовка? Вряд ли, – отвечал врач, – но все равно давай поднимемся к нам в отделение.
– Давайте, – обрадовалась Соломатина. Она вдыхала знакомый воздух и чувствовала, как холодеют ладони.
– Ну, как ваши больные? – вежливо поинтересовалась она, покосившись в сторону палаты, где когда-то лежал Федотов.
– Хорошо, – кивнул тот и спросил: – А ты как? Поступать будешь в этом году? Или на следующий?
– На следующий.
– Куда собралась?
Соломатина замялась – сказать про юридический или про академию лесного хозяйства она не могла. Что-то несмышленое теперь было в этих планах. Как и в ее любви к униформе – кителям, погончикам и гербовым пуговицам.