— Это не сон, — сказала за спиной Полина. — Это твой выбор.
Я обернулся. Разумеется, ее там не было. Там были уходящие вниз ступени. Путь в прошлое.
— Выбирай! — сказала Полина. Ее голос долетел теперь уже с противоположной стороны.
Я снова посмотрел вперед.
Фигура в уборе из перьев нависала над постаментом, покрытым резным барельефом. Его я видел очень четко — каждую деталь.
А Максима — нет. Он расплывался. Его лицо менялось.
Вместо него лежала Полина.
— Выбирай! — сказала она. — решайся наконец, или ты даже на это не способен?
Она говорила очень спокойно, с оттенком презрения. Точно так же, как во время нашей последней встречи.
Передо мной зиял черный провал. Клубящаяся тьма и выщербленные края ступеней, стершихся за тысячи лет миллионами ног.
— Давай, жми вперед! — сказал из-за спины Фролов.
— Решайся, Алексей, — холодно бросил Черномор.
— Алешка, давай, — подбодрил Генка, который погиб полгода назад.
— Прекратите!!! — крикнул я, пытаясь зажмурить глаза и закрыть ладонями уши.
И испугался своего голоса — он едва не оглушил меня.
Джунгли зашумели, и тысячи голосов, слившись воедино, закричали:
— Решайся! Решайся! Решайся!
Я слышал голос Черномора, голос Полины, голос Фролова, Макса, Генки, и даже того мордоворота из кафе «Причуда», и пьяной девицы Лики, и даже той тетки, что указала мне дорогу к улице Советской, и голос человека в сером плаще. И еще тысячи голосов — знакомых и чужих, злых и ласковых, презрительных и сочувствующих.
Все эти голоса требовали, давили, напирали на то, чтобы я решился.
Тысячи голосов — как один.
Из джунглей несся на меня вой. Многоголосый вой, сливающийся в один лишь звук — как шум волны, накатывающей на берег.
И я решился. Шагнул прямо в клубящуюся тьму и пошел, увязая в ней по колено.
Голоса стихли.
Я стоял на вершине ступенчатой пирамиды, меня ослеплял громадный овал полной луны.
И человек в головном уборе из перьев занес руку с зазубренным ножом.
— СТОЙ!!! — закричал я.
Он обернулся, подставив лицо под свет живого огня. Лучше бы он не поворачивался. Потому что из-под головного убора, убранного перьями, на меня смотрели очень знакомые глаза. Самые знакомые в этом мире. Мои собственные глаза.
Я встретился лицом к лицу с самим с собой.
Закричал, срывая горло, но мой крик утонул в джунглях.
— Давай же! — с нетерпением взвыли джунгли, и я посильнее сжал рукоятку зазубренного ножа.
А потом черные брызги ударили мне в лицо.
* * *
Я дернул головой, будто действительно почувствовал на коже едкий ожог от темных липких капель.
Всего лишь сон. Однако, какой страшный, дикий.