Проводив начальство, Митька Рыжий долго прислушивался. В каждом шорохе ему чудилась опасность. Потом, вскинув голову и подмигнув кому-то, недобро улыбнулся. Проворно вбежав на второй этаж, он открыл двери спальни № 5 и прохрипел в темноту:
— Подъем!
Комната перестала храпеть, ребята поднимались, кто-то кого-то будил, тихонько, через определенный промежуток времени, постукивали карандашом в стену.
В дверь вошло еще несколько темных фигур.
Странную картину представляла комната в этот поздний час. Колонисты сидели в верхней одежде на белых простынях, некоторые валялись на кроватях, подложив руки под головы. Митька говорил полушопотом:
— Рискнем, ребята? Самый раз! Все подготовлено, проскользнем.
Так началось собрание без президиума и обычных формальностей. Протокола не писали, регламента не устанавливали.
— Лучшего времени не закажешь, — бросил в темноте Митька. — Начальничек только что был, я выпроводил его, полный порядочек. Училкам и воспитателям не до нас, война им перепутала все думки. До утра никто не опомнится. Ясно говорю? О том, что к чему, скажет Нос.
— Все здесь? — спросил из угла высокий, неустановившийся тенорок. — Я больше не хочу мерзнуть в этой дыре. Подадимся в теплые края. Пусть на Урале мерзнут те, кому охота. Хватит с нас. Тянуть нам не наруку.
Митька грубо перебил его:
— Не тяни!
Нос перевел дух:
— К утру дойдем до Юматово, там подъем, устроимся на проходящий поезд...
Рыжий снова грубо крикнул:
— Не тяни!
Нос уже скороговоркой продолжал:
— Седой, Ротик, Прожектор пойдут первыми. Солнышко со мной. Рыжий и Матрос — последними. Полундра и его группа догонят нас у воды. Все!
— Ну, все дошло? — прозвучал в темноте вопрос Митьки.
Комната молчала. Если бы это сборище было вчера, все было бы по-иному. Не было бы этих речей, по приобретенной привычке все начали бы быстро действовать. Однако сегодня ребята молчали, точно ожидая чего-то. К выступлению Молотова по радио и в этой далекой от фронта колонии не остались равнодушными. Эта речь посеяла бурю в мальчишеских сердцах. Сироты и беспризорники, о которых так заботилась отчизна, не могли оставаться равнодушными к войне.
Кто-то подал голос, кажется, это был Ротик:
— Нам бы сейчас на фронт податься!
Сразу несколько голосов перебило его:
— А кто нас пустит туда?
— Что там будем делать?
Александр Матросов лежал на койке. Что с ним случилось? Почему он не подает голоса? Разве не он разработал подробный план побега? Разве не он нашел заброшенный подземный ход, когда-то служивший монахам? Кто прикрывал колонистов, устраняющих завалы? Кто назначил и настаивал на этом сроке побега — 22 июня, в ночь?