Проснувшись, Саша увидел склонившегося над ним Рашита.
— Повернись на другой бок, орешь, просто беда...
Матросов приподнялся на локте.
— Знаешь, Рашит, я хороший сон видел: будто в наступление пошли, — с жаром проговорил он; ему уже не хотелось больше спать.
— Хороший сон, — одобрил Габдурахманов. — Наверняка, сегодня же выедем на фронт.
Так оно и было. Днем помылись в бане, оформили документы, а к вечеру снова были на вокзале. На третьем станционном пути стоял готовый к отправке эшелон. Впереди нетерпеливо пыхтел огромный паровоз «ФД».
Дорога солдата продолжалась. Сильный паровоз безустали несся на северо-запад. День сменился ночью, а эшелон все бежал по безграничной русской равнине, дорогой сердцу советских людей.
В пути Саша внимательно приглядывался к товарищам. На нарах лежали внешне совершенно различные люди: пожилые и молодые, толстые и тонкие, брюнеты и блондины, веселые и мрачные. Некоторые из них, как и Саша, ехали на фронт впервые. Они стремились к подвигам, мечтали о добросовестном исполнении долга, о славе и орденах. Справа от Саши лежал Сергей Гнедков. Разговаривая о фронте, Сережа рисовал будущую боевую жизнь очень похожей на жизнь Павла Корчагина. Петька Копылов, удивительно напоминавший Митьку Рыжего, больше молчал, — за всю дорогу Саша не услышал от него ни одной полной фразы.
Бывалые солдаты, возвращавшиеся из госпиталей, отличались уравновешенностью. Они охотно разговаривали, когда возникала надобность поучать молодежь. Люди, испытавшие трудности фронтовой жизни, держались спокойно и деловито, точно ехали на совершенно будничные дела.
За эти дни Саша и Рашит наслушались немало рассказов о подвигах солдат и командиров, об атаках, минных полях, танках, марках самолетов. Все для них было интересно, ново. Они не замечали, что в некоторых рассказах правда сочеталась со всяким вздором.
Саша особенно любил слушать Николая Соснина. Тот никогда не подчеркивал своих заслуг, по его словам получалось так, что все другие отлично воевали, а он, Соснин, только помогал. Саша понимал, что это не совсем так: на груди Соснина было уже два ордена.
— Таких людей, которые не боятся смерти, — нет, — говорил назидательно Соснин. — Под пулями себя можно держать или достойно или позорно. В первом случае тебя назовут храбрым, во втором — трусом. Вот как я первый раз с танками противника встретился. Нас было пятеро автоматчиков против двух танков. Скажу вам, мил-товарищи, страшно было. Но все же подожгли один танк, а второй сам отступил. Прогнали мы немцев, нас называли храбрыми, а ведь каждый в первую минуту испугался...