Губатый подробностей не знал — кто ж ему скажет о таких подробностях? — но наслышан был, и не от «щенков», мечтающих возить «контрабас»[15] на облезлых «дюральках» с допотопными «Вихрями» на транцах[16], а от серьезных людей, разгружавших в море за ночь целые корабли.
К нему несколько раз подваливали с предложениями поучаствовать в полуночных выгрузках под охраной пограничных катеров, но Пименов только слушал внимательно, а соглашаться — не соглашался. В таком бизнесе быть извозчиком — последнее дело. И денег больших не наживешь, а вот неприятности с конфискацией огребешь — на раз!
Не то чтобы Губатый был сильно честным, боязливым или брезговал криминальной работенкой, но хватким умом своим понимал, что продавать себя и «Тайну» за копейки просто бессмысленно. Такой риск такими деньгами не оправдывался. Не те выходили прибыли. А вот ежели бы подвернулось настоящее дело, когда за раз можно было бы «срубить» деньжат на новое судно, тогда разговор был бы другим. Но такой бизнес чужим не предлагается, а становиться для этой братии «своим» Леха не собирался.
Раздобревший на хороших харчах Кущенко именно в таких вот операциях был докой. Впрочем, и контрабандистов, работавших не под его крышей, Владимир Анатольевич ощипывал вполне профессионально — до последнего перышка. Без сантиментов, но и без излишней жестокости: попался — плати, не хочешь — садись. Результатом такого вот «прозрачного» бизнеса по охране государственной границы был трехэтажный дом в городе, две дачи невероятного размера на побережье, автопарк из семи машин, возглавляемый «Порше Кайеном Турбо», и страшная ненависть таможенников, которым до смерти хотелось проволочь эту контрабанду самим.
— Ленка! — пропищал Кущ. — Кого я вижу, ексель-моксель! Изотова!
На веснушчатом круглом лице удивленно хлопали круглые же глаза водянисто-голубого цвета, брови взобрались на самый верх лба.
— Сколько лет, сколько зим!
— Привет, Вовка! — отозвалась Изотова, наливаясь румянцем от с трудом сдерживаемого смеха. — Или тебя надо теперь господином капитаном называть?
— Перетопчется! — сказал Губатый, бросая конец рулевому. — Это у себя на катере он капитан, а у меня на судне — капитан я.
— Кто б спорил? — легко согласился Владимир Анатольевич, горным козлом перескакивая с «резинки» на корму «Тайны». — А мне в порту говорят — укатил Губатый! Неделю не появляется, только с диспетчером поговорит с утра — и все!
Он посмотрел на Изотову, подумал и ловко облапил, прижимая ее к бочкообразной груди.
— Ой, Ленка, ёксель-моксель, была ты красавицей и осталась! Здорово, Леха!