— Иду, значит, я по берегу, — продолжал Тимрук, будто оправдываясь. — Вдруг вон там, где куст чернеет, над самой водой как разбежится кто-то с бугра — и бултых. Аж круги по всему озеру пошли.
— Ну, а потом?
— Не знаю. Не видел я, куда он делся. Нырнул и все.
— Вот крутит, вот крутит, змееныш. Весь в отца пошел, — пробурчал под нос Элендей.
— Чудно ты рассказываешь, — сказал Имед. — А где же раздевался он? И какой из себя?
— Белый-белый.
— Почудилось тебе, — засмеялся Миша.
— Нет. Хорошо видел. Видать, леший.
— Лешие здесь не водятся, — со знающим видом объяснил Имед. — Здесь водяной только может быть. Самое его место.
Неохотно перебросились несколькими шутками по поводу тру́сов, которым мерещится всякая чертовщина. Холодное сияние лунного света, таинственная тишина и необыкновенный рассказ Тимрука заронили в сердца тревогу.
У ног Тухтара, тоскливо повизгивая, терлась собака.
— Ах, чтоб тебя! — не выдержал он и чуть не дал Чулаю пинка. — Никогда такого не было. Извела своим нытьем, всю душу вымотала.
Пес побежал по берегу в ту сторону, где Тимрук видел человека. Вскоре он вернулся. Хозяин хотел прогнать собаку, но его остановил голос Элендея:
— Что это приволок Чулай?
Элендей нагнулся и вынул из пасти пса тряпку.
— Да ведь это платок. Голову даю на отсечение.
Чулай громко, протяжно завыл.
— Кажись, шелковый.
— Откуда он его притащил?
— Идем! — Палюк махнул рукой в сторону нависшего над озером куста.
Пошли, невольно стараясь держаться поближе друг к другу. Зловеще зашуршал камыш, противно захлюпала тинистая жижа. Перепрыгнули через канаву. Вот и куст. Осмотрели все, но ничего не нашли.
Элендей начал внимательно разглядывать платок.
— Потерял кто-то, — предположил он.
— Сват! — отчаянно вскрикнул подошедший Тухтар. — Ведь шелковый, розовый!..
— Ночью они все на один цвет.
Тухтар трясущимися руками взял платок и рывком прижал его к сердцу.
— Иль ты не узнал, чей он?
— Да что ты? Не может быть!
Словно под порывом внезапно налетевшего вихря, громко зашумели кусты, послышался сильный всплеск. Это нырнул Миша.
Каньдюк, Алиме и Шеркей задержались у ворот, раздумывая, где искать Сэлиме.
Темнело. Но детвора никак не могла угомониться. Отовсюду раздавались визг, крики бегающих наперегонки, пробующих свои силы мальчуганов. Два чумазых, кривоногих карапуза возились в навозной куче. Отыскав норку жука, заливали ее из ведра водой. Когда жук выползал, на всю улицу разносился торжествующий крик.
Каньдюк брезгливо посматривал на копошившуюся ребятню. Никудышный народец растет. Ноги — ухватами, головы — чугунами. Кожа как пленочка. Под ней тоненькие, ломкие, как высохшие ивовые ветки, ребрышки. Одно слово — задохлики. Больше половины и до юности не дотянут. От выживших тоже толку ждать нечего. Какие из них работники! Вдвоем одно ведро с водой таскать будут. Скоро хорошего батрака нигде не сыщешь. Вот люди: наплодят ораву заморышей. Имели бы по паре детей, крепких, сильных. Сыплют бабы ребятишек, как горох из мешка. И не подумают даже, что кормить их нечем будет. Глупый народ!..