Мирослав Вольф рассказывает историю младенца Джихада. Его мать, хорватка-мусульманка, была учительницей литературы. Во время гражданской войны соседи и коллеги избивали ее и издевались над ней. Мальчишка, ее ученик, мочился ей в лицо, а взрослые мужчины хохотали и кричали: «Так тебе и надо, вонючая мусульманка!» Она осталась в живых, уехала, и, когда у нее родился сын, назвала его Джихадом, чтобы он с материнским молоком впитал память о ее страданиях, унижениях и боли. Нимало не оправдывая мучителей этой женщины, Вольф задумывается о судьбе ее сына. Если мать не сможет простить своих врагов, он будет обречен на ненависть. Не исключено, что он станет причиной таких же страданий другой женщины: «Жертвы зачастую не могут помешать ненависти пробудиться к жизни, но ради себя самих они могут и должны отказаться ее подпитывать, стремясь полностью искоренить ее в своей душе. Если сегодня жертвы не совершат покаяние, завтра они станут преступниками, которые, обманывая самих себя, попытаются оправдать свои злодеяния пережитыми страданиями»[45].
Когда мы сталкиваемся со злом, причиняемым врагом, мы не можем не испытывать гнев, ярость, желание отомстить. Эти чувства законны и понятны. Другое дело, как быть с ними дальше. Если мы продолжаем питать их в сердце, они будут пожирать нас и разрушать мир вокруг. Если же мы, несмотря на всю остроту своего страдания, все-таки попытаемся выйти за их пределы, станет возможным увидеть в себе не невинную жертву, а человека, который тоже грешен (пусть не столь чудовищно, как враг), а потому нуждается в прощении. С другой стороны, и в своем враге мы можем увидеть человека, пусть и совершившего зло. Это двойное открытие собственной греховности и человечности врага совершается с трудом, но именно оно позволяет нам сделать выбор в пользу прощения.
На первый взгляд сама формула «простить Бога» кажется странной и абсурдной. Мы просим прощения и оставления грехов у Бога. Обычно мы считаем себя виновной стороной, Его – прощающей. Мы – ответчики, Бог – Судья. Как же мы можем Его простить?
Семья Лени была нецерковной, но «сочувствующей». Родители его не были верующими, но и не утверждали, что Бога нет, к Церкви относились с уважением. Поэтому, когда серьезно заболел друг их семьи, которого Леня очень любил, мальчик отправился в храм, купил свечку и горячо попросил Бога об исцелении. Пока Николай Петрович был жив, Леня каждую неделю приходил в храм и молился перед иконами. Иногда он разговаривал со свечницей Ольгой Ивановной. После смерти друга Леня в церкви больше не появлялся. Однажды он встретил на улице Ольгу Ивановну. «Здравствуй, Леня, давно не видно тебя». – «А я больше и не приду. Умер Николай Петрович. И скажу вам: или Бога вашего вовсе нет, а если Он есть, я с ним ничего общего иметь не хочу. Как Он допустил смерть такого хорошего, доброго человека?»