— Знаешь, ты свое дело сделал. Теперь я здесь сойду.
Это было как раз у самого входа в бухту на пристани Ла-Мачина. Велос остановил «форд» с открытым верхом, а Гундин написал мне свой адрес. Через несколько месяцев я все-таки к нему пришел, потому что мыкался — хуже не придумаешь. Гундин увидел меня и сразу дал три талончика в «Кинта Бенефика» и несколько песо, то ли пять, то ли шесть. Но если рассказывать с самого начала, в тот первый день мне досталось — жуткое дело. Во всем городе ни одной знакомой души. А Гундин — что? Не знаю, куда свернуть — направо или налево. Приятель моего деда сказал перед отъездом, что в Гаване на площади Польворин живет Антония Сильеро, что она из Галисии и торгует фруктами в лавчонке. Я записал ее имя и сунул бумажку в ботинок: боялся, вдруг стянут чемодан. У нас в Арносе говорили, что на Кубе много воров. Разного нарассказали про Кубу, и почти все — сплошная мура. Мулаток, которые-де сразу зазывают пить ром, ну, ни одной не встретил. Эти мулатки попадались на каждом шагу, что да, то да: служанки, домашние хозяйки, продавщицы больо[219]… А чтобы пригласить на бутылку рома — и не мечтай.
Я пошел куда глаза глядят, бродил часов шесть подряд, смотрел что где, слушал, о чем говорят. С трудом понимал, про что у них речь. Испанский язык знал тогда совсем плохо, хоть и старался у себя в Арносе выучить какие-то слова. Но кубинцы шпарят очень быстро, ничего не разберешь.
Когда меня видели в деревянных суэко да с деревянным чемоданом, я понимал, что мальчишки про меня кричат:
— Гальегашка-таракашка, деревянная букашка.
Смеялись прямо в лицо, просили испанскую монетку… Почти все кубинцы в соломенных сомбреро и в рубашках с длинными рукавами. Солнце жарит до невозможности, а они свою моду блюдут. В конце концов я выбился из сил, вынул из кармана деньги, пересчитал — всего тринадцать песо. Стало быть, с ними и налаживай новую жизнь. Купил стаканчик прохладительного напитка и два крохотных печеньица с начинкой из джема, тогда и узнал, что это называется «маса реаль». Спрятал деньги снова в ботинок и в первый раз дал большого маху, когда остановил частное такси — старую развалину, и руль такой загнутый, как усы. Шофер взял два песо, чтобы довезти до площади Польворин, а площадь оказалась чуть не за углом. Мне хотелось прикатить к сеньоре Антонии на автомобиле, пусть не думает, что я последний голодранец. Ну, тут меня облапошили, потому что за такой короткий путь надо заплатить двадцать сентаво. Не зря у нас в деревне говорили, что кубинцы — плуты и обманщики.