Так вот, зайдя в свою аудиторию, я приветствую студентов, изрядно утомленных после долгого дня (большинство уже живет полноценной, активной жизнью), мальчики слегка небриты, девочки немножко поблекли. Я усаживаюсь за кафедру и на один зимний вечер вызываю к жизни солнце Амон-Ра.
Чары волшебные, глубиною своей нас так опьяняя,
Прошлое воскрешают в сегодняшнем дне, в настоящем…[1]
И это для меня вправду магия — видеть, как загораются их усталые глаза.
Катрин всегда садится напротив меня, очень темноволосая, очень бледная, и мне так хотелось бы обращаться только к ней. К несчастью, мой взгляд то и дело притягивает ее сосед, парнишка, лицо которого почти всегда искажено страшной гримасой: от нее его глаза почти вылезают из орбит, а губы растягиваются, обнажая отвратительный оскал. Когда я увидел эту невообразимую мимику в первый раз, то едва не прервал лекцию и не бросился ему на помощь. Я подумал, что у него острый аппендицит или внезапное отравление. Молодой человек широко раскрыл рот, и казалось, вот-вот извергнет дикий вопль. Однако он просто склонился над тетрадкой и самым естественным образом что-то в ней записал. Я уж решил было, что мне показалось, но прошло еще секунд тридцать, и его лицо исказилось той же самой судорогой.
Я дал себе зарок не смотреть на него слишком часто, но меня озадачило слишком регулярное повторение этой гримасы. В конце концов ее начинаешь ожидать. Пару раз я поймал себя на том, что растягиваю губы, подражая ему. Я против нескромного любопытства, и все же поневоле задаюсь вопросами о вещах и людях. Почему то, почему сё? Почему этот парень страдал такой ужасной странностью?
Как-то вечером Катрин Рок после занятий подошла ко мне уточнить кое-что для доклада, который готовила. Парень с гримасой уже ушел.
— Надеюсь, ваш сосед вам не докучает? — спросил я, стараясь интонировать понасмешливей.
— Это мой брат-близнец, — ответила она.
— О, простите, — забормотал я, — я не… не знал.
Как знать — может, они с виду и походили на членов одной семьи, но ведь невозможно было различить, какая физиономия у этого парня настоящая.
— Он… немного нервный, — неловко вставил я.
— У него нервный тик еще с… Ох, не помню даже, с какого возраста. Мне кажется, он всегда у него был.
Катрин говорила об этом как-то равнодушно. Она, как видно, привыкла к вопросам на эту тему.
— Мне не хотелось бы вмешиваться в то, что меня не касается, мадемуазель Рок, но неужели ваш брат не пытался вылечиться?
— Он побывал у всех докторов и всех шарлатанов Земли, мсье Азар. Самый недавний сказал, что тик у него оттого, что его слишком рано приучали к чистоте и опрятности. С такой гримасой он «высиживал» кое-что на горшке.