В часовне столько придворных, что духи перебивают запах ладана и воска – зажжены сотни свечей. Сверкает золото и драгоценные камни. Солнечный свет проходит сквозь витражи, становясь изумрудным, лазурным, пурпурным…
Все хотят посмотреть на церемонию, тем более что король решил провести ее лично – принять символ сана из рук короля почетней, чем от Папского нунция.
Вот сейчас… Ее сын возложит красную шапку на голову самого дорогого ей человека…
Затаив дыхание, Мария Медичи смотрела, как кардинал Ришелье выпрямился во весь рост. Ей стало трудно дышать. Он расправил плечи, опустил веки… Словно орел, оглядывающий свои владения, выбирающий добычу.
Рыцарь Чаш стал королем.
Перед глазами закружились взметнувшиеся в падении юбки женщины, загорелась щека…
Вдруг стало жутко – да так, что по спине заструился холодный пот.
Не надо!
Еще не поздно. Он любит яблоки… Представила, как кусает красный бок, делится с ним. Утирает пот с его чела – так же, как он ухаживал за ней под стенами Сен-Жан-д’Анжели. Даже судно один раз подал со словами: «Чего я там не видел…»
О чем она думает?!
В час триумфа? Но тревога стиснула ее грудь, терзала сердце. Да ее сейчас удар хватит!
Арман повернул голову и посмотрел на нее. Впервые его взгляд не оказал магнетического воздействия – не стало ни теплее, ни легче. Ее охватила дрожь.
Арман дю Плесси, кардинал Ришелье, стоя перед королем, в часовне, набитой придворными, впервые за всю историю нарушил церемонию посвящения в кардиналы.
Он повернулся к королеве-матери и глубоким, ясным, легко покрывшим все звуки голосом сказал ей:
– Мадам… Этот пурпур, которым я обязан благосклонности вашего величества, всегда будет для меня напоминанием о принесенной мною клятве.
В мертвой, испуганной тишине он снял кардинальский берет и шагнул к ней.
– Я торжественно клянусь пролить кровь, служа вам, – он положил берет у ее ног. Словно в луже крови стояла она, попирая высшую регалию католической церкви.
Она посмотрела ему в глаза и представила, как сегодня же вечером собьет с него эту шапку, запустит пальцы в густые волосы, бесстыдно и жадно лаская лучшего из слуг, когда-либо дарованных смертной женщине.