Он и вправду так думает.
И давно, судя по всему.
Впереди перекресток. Зеленый свет мигает, отражаясь в лужицах от недавнего дождя ярким всполохом салатового. Люди торопливо перебегают дорогу на другой стороне улицы. Им не хочется опоздать. У них тоже есть дела.
А в салоне жарко. Печка работает чересчур сильно или напряжение, что мы оба излучаем, так действует на меня — не знаю. Просто злюсь — до красного фильтра перед глазами; до встрепенувшихся в голове острых звездочек-напоминаний. И просто себя отпускаю:
— Для начала собери сам хотя бы комнатушку, Джаспер! — в порыве негодования выплевываю ему. На какое-то мгновение все то, что между нами было и есть, все то, что мы говорили друг другу — и этим утром, и этой ночью — улетучивается.
Неприятные ощущения, но заслуженные. Обоими.
Но как же он! Как же!.. Знает ведь, что эти деньги… что эти вещи… что не мое оно! И не надо мне, черт подери! Все, что хочу, все, что прошу — рядом… и вырываю выходные, вырываю последние возможности…
Становится обидно — не ценит. Совсем. Полностью. Абсолютно.
Я задумываюсь на пару мгновений, проследив путь одной маленькой капельки дождя от вершины лобового стекла до безжалостного дворника. Зато Джаспер подобными глупостями заниматься не намерен: на мои слова он реагирует как надо.
Обернувшись ко мне всем телом, наплевав на дорогу и обратив всю ненависть, полыхающую яркими огнями, всю злость в себе на меня, он больно придавливает взглядом. Ни сесть, ни подняться, ни отвернуться. Пресс… каменный.
Я кусаю губу. Я жду, когда это кончится. Ненавижу подобные разговоры с подобным завершением.
— Ты тварь, Изабелла, — хрипловатым голосом шипит Хейл, сдернув руку с руля и явно намереваясь убедить меня не только словами, но и «прикосновениями» в своей правоте и своем недовольстве, — такая…
Только вот не может, не успевает договорить.
Только вот, заслышав металлический скрежет, вынужден оторваться от меня и оставить в покое свою мимолетную задумку.
А все потому, что красный свет был придуман для регулировки дорожного движения, правила которого мы, сконцентрировавшись на собственных обидах, сейчас безбожно нарушили. И итог всего этого — материальный, явный — оставлен позади, в метре отдаления, в виде автомобиля, в правое крыло которого наш поддержанный «Пежо» и ударил.
Темно-серый. Темно-серый, с серебристым отблеском капота и ровной сеточкой металлических переплетений на бампере… я видела эту машину… я видела, и, кажется, даже сегодня…
И вдруг, как снег на голову, воспоминание: боже, да это тот самый «ягуар» из пробки возле концертного зала!