Больше сторонников имеет контргипотеза: Эханатона сломили неудачи в начатом деле и, признав несбыточность своих начинаний, он сам прервал осуществление реформ и вернулся к традиционной религии и политике Египта. Тогда выходит, что васстала сама Нефертити, царица новой столицы Ахетатона, порвав с супругом и затворившись в своем дворце. Возможно, это случилось на том же 12-м году правления Эханатона, то есть около 1365 года до н. э.
Противоречивость этих гипотез настораживает, и, чтобы понять, что же все-таки произошло, нелишне будет сказать несколько дополнительных слов об особе самого Эханатона.
Несмотря на болезненность и тщедушное телосложение, он был деятельным и целеустремленным правителем. В короткий срок совершенно на новом месте Эханатон построил грандиозную столицу с досель невиданными по своему совершенству планировкой и архитектурой, монументальным изобразительным искусством.
В столице было воздвигнуто более ста колоссальных скульптур самого Эханатона. Их, правда, безжалостно разбили политические противники фараона-еретика после его кончины. О необычайно больших размерах этих колоссов свидетельствуют их громаднейшие обломки.
Эханатон сумел окружить себя способными и энергичными исполнителями его желаний. Сохранились разнообразные свидетельства о высокой одаренности многих из этого круга лиц.
Кроме архитекторов, живописцев и скульпторов в их числе были и талантливые поэты. Последнее отметила М. Э. Матье, заметив, что амарнские гимны «убедительно показывают высокую поэтическую одаренность их творцов. Эханатона сравнивают с могучим Нилом, просят Атона даровать царю столько любви, сколько есть песчинок на берегу, чешуек у рыбы, волос у скота, такую долгую жизнь, чтобы ее годы равнялись длине берегов Нила, размерам моря, количеству гор, перьев у птиц, листьев у деревьев».
Сказанное не значит, что самого Эханатона следует рассматривать провозвестником гуманистических идеалов нового времени, благодушным почитателем красоты во всех возможных ее проявлениях.
Он был одним из самых нетерпимых и жестоких фараонов, беспощадно каравшим не только политических противников, но даже незначительно провинившихся царедворцев. Их он не только подвергал мучительным карам, но и приказывал навсегда искоренять память о казненных. Страх и ужас в предвидении его возможного гнева переданы даже в текстах на стенах гробниц тех вельмож, которые избежали столь трагического конца. Естественную смерть они воспринимали как счастливый итог их земного бытия…
Неужто его гнев коснулся и так горячо любимой им Нефертити?