— Куда свѣдуща, она совершенно дитя, младенецъ, но умѣетъ покоряться, особенно мнѣ. Мы остаемся въ деревнѣ. Я не могу ѣхать въ Москву на зиму.
— Что вы говорите? воскликнулъ Ракитинъ. — Серафима Павловна знаетъ, согласна?
— Еще не знаетъ, но я скажу ей, и она будетъ согласна.
— А Ваня? А Сережа? ихъ образованіе? сказалъ Ракитинъ.
— На эту зиму, я могу еще учить ихъ дома; Степанъ Михайловичъ обѣщаетъ приготовить Сергѣя, если не къ университету, то къ высшему классу гимназіи… но до будущаго года далеко, кто знаетъ, что будетъ на будущій годъ? На эту зиму мнѣ необходимо остаться въ деревнѣ.
— Какъ это огорчитъ мою жену и дочь. Онѣ обѣ такъ привязаны къ семьѣ вашей.
— Что дѣлать, — сказалъ адмиралъ не безъ легкаго оттѣнка грусти, — не такъ живи, какъ хочется, а какъ Богъ велитъ. Дѣла мои въ послѣднее время поразстроились.
— Заглазно управлять фабрикой нельзя, — сказалъ Сидоръ Осиповичъ серіозно. — Это разореніе.
— Совершенно справедливо, и я долго не соглашался, но имѣлъ слабость уступить доводамъ управляющаго, и затянулся. Характера нехватило, и я плачу за это дорогой цѣной.
— Что вы хотите сказать! воскликнулъ Ракитинъ съ безпокойствомъ.
— Ничего особеннаго; я уже нашелъ нужныя для уплаты деньги, онѣ въ срокъ будутъ высланы въ банкъ, и все это въ порядкѣ, но мнѣ приходится отказать женѣ въ ея желаніи, весьма понятномъ и разумномъ, переѣхать въ городъ для взрослыхъ дѣтей; не купи я этой злосчастной фабрики, я бы могъ справиться съ неурожайными годами и, быть можетъ, жить въ Москвѣ… А теперь приходится остаться въ деревнѣ.
— Но вы любите деревенскую жизнь, — сказалъ Ракитинъ, въ видѣ утѣшенія.
— Я-то люблю, но жена и дочери стремятся въ Москву, и мнѣ прискорбно отказать имъ. Дочери молоды — веселиться хотятъ.
— Однако нельзя ли это устроить? сказалъ добродушно Сидоръ Осиповичъ. — Не надо думать о мебеляхъ изъ штофа съ фіалками и розами, это конечно (Ракитинъ улыбнулся, а адмиралъ нахмурился), но если переѣхать въ Москву безъ затѣй и прожить тамъ мѣсяцевъ пять-шесть, то вѣдь это можно. Я съ удовольствіемъ могу предложить вамъ въ займы тысячъ семь или восемь, пожалуй, даже десять.
— Добрый вы человѣкъ, — сказалъ адмиралъ, — и пріятель безцѣнный. Сердечно благодарю васъ за доброе слово и доброе намѣреніе. Спасибо, душевное спасибо!
— Берите, ваше превосходительство, берите безъ сомнѣнія. Мнѣ такая сумма счета не составитъ.
— Вѣрю, но для меня это счетъ, и большой.
— Отдадите, когда сможете. Я требовать не буду.
Онъ добродушно засмѣялся.
— Нѣтъ, это не въ моихъ обычаяхъ. Когда я беру взаймы, я знаю, когда отдать могу, а если не знаю, то не беру. И беру я взаймы на дѣло, а не на прихоти.