Она говорила спокойными словами, как о самых обыкновенных вещах, а Прошка в изумлении думал: «И она, значит, тоже. Но ведь она старая, она музыкантша! Но у неё был сын Александр. У неё сын Владимир Ильин. И Анна Ильинична. И Дмитрий Ильич Вот какая она мать».
У Прошки в ушах звучала вчерашняя музыка. Он не смел попросить мать сыграть ещё. Чёрное пианино с барельефом Моцарта было закрыто. Но Прошке всё время слышалась музыка, под которую он шёл вчера от калитки с Анной Ильиничной через тёмный сад на свет лампы.
Счастливый день! Прошку любили. Заботились о нём. Давали советы, собирая в тюрьму и сибирскую ссылку.
А солнце двигалось к полудню. Постояло в зените, заливая зноем маленький садик подольской дачи, рисуя яркие квадраты на жёлтых полах, и стало клониться к западу. Счастливый день шёл к концу.
На первое время Прошка вёз с собой пять книг, подаренных Анной Ильиничной. На первое время, а там будет видно. Анна Ильинична говорила, прогуливаясь с ним по дорожке их подольского садика:
— Ты должен учиться. Смотри, чтоб из ссылки вернуться образованным и культурным рабочим, смотри у меня.
Она составила ему программу, что читать. Велела выучить иностранный язык.
— Не сможешь? Новости! Все могут, а он нет. Приедешь на место, оглядишься, тогда напиши. Рассказать тебе, каких я знаю рабочих?
Она не называла фамилий, но её знакомые рабочие много были повыше Прошки по культурному и политическому уровню.
— Не догнать мне их.
— Захочешь — догонишь.
Выползло из-за облака солнце, побежало лучом по полям. Что-то ровное, плоское, как огромное блюдце, блеснуло, засияло голубым и серебряным. Озеро. А вон деревня. Въехали в деревню. Остановились у трактира.
— Отдохнём, однако, часок.
Пока лошади задавали корму, Прошка пошёл по деревне размять ноги. Большая деревня, сибирская, с крепкими избами, высокими заборами. «И меня в такую же завезут на три года. А если там ни школы, ни учителя, ни одного политического, ни единой книги?» Ему стало жутко. Пока сидел в Бутырской тюрьме, ожидая этапа, потом в Красноярской пересыльной тюрьме, Прошка узнал политических. С ними было ему интересно. Потом их разлучили. По неизвестным причинам разослали в разные сёла. Опять он один.
«Не хнычь. Не жалей себя. Нельзя жалеть себя. Жалей других».
Тянется дорога. Мотает головой лошадёнка. Снова гора, да высокая, крутая. Прошка в жизни не видывал таких крутых гор.
— Что за гора?
— Думная.
— Отчего её так назвали?
Возница промолчал, и они пешком пошли в гору, держась за края телеги. Осилили перевал — влезли на телегу, возница щёлкнул кнутом.