— Задумаешься, как взбираться на неё, оттого и Думная. Но-о, ты!..
После Думной горы вдалеке на горизонте поднялись слева могучие великаны хребты. Вот они, Саяны, в сверкающих ледовых шапках, с ползущими вниз по расселинам синими тенями и резкой белизною снегов. Вот она, Сибирь. Её великанские горы, неприступная тайга, рыжие осенние степи. Узкая речонка в низких течёт берегах. Вдруг Что это? На развилке дорог верстовой столб. На столбе надпись крупно намалёвана чёрным:
«Село Шушенское, 12 вёрст».
У Прошки ёкнуло сердце. Куда им ехать? Мимо по тракту? Или просёлочной дорогой на Шушенское? Он зажмурился, у него бухало в ушах и в груди, словно в колокол били.
— Но-о, сытая! — понукал возница.
«Сворачиваем», — почувствовал Прошка. Приоткрыл глаз. Свернули. «Едем в Шушенское».
За Прошкину жизнь случилось с ним два чуда. Первое: в Подольске нечаянно набрёл на Ульяновых. Второе сейчас: в двенадцати верстах село Шушенское.
Анна Ильинична сказала: «Брат живёт в Шушенском. Может, не так далеко тебя ушлют, может, удастся встретиться».
— В Шушенское нам зачем? — стараясь не выдать душевный переполох, притворно безразлично спросил Прошка возницу.
— Поздно из городу выбрались. Заночевать, однако, придётся, — буркнул возница.
«Вот человек, молчун. Может, горе у него, оттого и молчун. Может, жена у него больная, оттого и буркает. Или сибиряки все такие? Природа у них суровая, и они суровые. Зато надеяться можно, не выдадут. На суровых иной раз вернее надежда, а ласковый иной раз затем и ласков, что двух маток сосёт».
Прошка бросил наблюдать за окрестностями, глядел и не видел, голова его была занята мыслями о том, как бы перехитрить возницу и улизнуть к Владимиру Ильичу, когда они остановятся в Шушенском на ночёвку. Может, возница не будет против. А если не пустит? «Не велю, и всё». Имеет он право не велеть? Ничего Прошка не знал. Тёмный, политически необразованный Прошка. Немало перечитано книг, а ничего не смыслит в практических делах, хоть и рабочий класс, а не смыслит.
Жизнь научит, однако. На то и жизнь, чтоб учить.
— Т-пр-р-ру! — остановил возница кобылу возле заезжего двора. Кобыла подобрала хвост, повесила морду. Пока возница распрягал кобылу, предъявлял кому-то Прошкино проходное свидетельство, пока босая толстопятая баба в сборчатой юбке вздувала самовар в постоялой избе с широкими лавками и русской печью, живой от тараканов, Прошка томился, не зная, как подступить к молчуну-вознице. А вышло всё просто.
— Ступай, — по первому слову отпустил Прошку возница.
Что не отпустить? Чего ему опасаться? Отсюда не убежишь, из села Шушенского, в шестистах верстах от железной дороги, а тем более в осеннее время, когда туманами дымятся Саяны, неприступно гудит и воет тайга, рыщут волки по дорогам. Куда побежишь? Течёт река Шуша вдоль села Шушенского. Дальше Шуши Саяны. Дальше Саян край света. Не убежишь.