Врач вывел курсантку в коридор и куда-то делся. А Сонанта очнулась от себя прошлой и стала собой настоящей. Ей дали передышку, в которой случившееся отдалилось во времени и остроте. Казалось, с того момента, как огненный нож разрезал голову приговорённого, будто арбуз, надвое, а потом, вильнув, отпластал кусок груди с плечом и рукой, прошло не несколько минут, а по меньшей мере полгода.
Увы, передышка оказалась недолгой.
— Сонанта, держи.
Она обернулась на голос и протянула руку. Лейтенант Венис подал ей, рукояткой вперёд, нож с длинным широким лезвием, непорочно белым, как лепесток водяной лилии. Лейтенант Венис Сонанте нравился, но преподавателям связи с курсантами не разрешались. Рассказывали, что даже одного проректора, командора и героя нейтральной зоны, отправили сторожить заключённых где-то в Поясе освоения, на планету, ещё не терраформированную. Что стало с курсантом, который ему приглянулся, не говорили, но вряд ли и тот легко отделался… Сонанта обхватила удобную пористую рукоять и повела пальцем по желобку для стока крови.
— Ни о чём не думай. Сделай это и всё, — посоветовал Венис. Должно быть, Сонанта ему тоже нравилась.
Девушка повернулась к серой двери в серой стене. Она опять перестала быть собой настоящей и будто вернулась на два года назад, в день, на который было назначено её второе испытание.
Она знала: на этот раз всё будет иначе. Ей не сказали, кто таков человек, посаженный для неё за дверью, и что он сделал. Зато доходчиво объяснили, что убивать ей придётся не нажатием кнопки, но собственной рукой, подойдя вплотную к жертве и всадив нож в сердце.
Дверь отодвинулась и задвинулась опять, едва Сонанта переступила порог, пряча оружие за спиной.
Это был мерз.
Высокий худощавый человек, одетый в мышиную форму мерзского флота с нашивками младшего офицера, сидел на стуле в середине пустой комнаты пятнадцать на пятнадцать шагов. Только раз глянув мерзу в лицо, Сонанта поняла: он знает. В серых глазах не было ни толики страха, только непримиримая, холодная ненависть. И, пожалуй, презрение.
Сонанте захотелось обратно за дверь. Она боялась сделать и шаг поближе к мерзу.
Стул, на который пленник был посажен, вырастал из пола, сдвинуть его было никак невозможно. Лодыжки мерза были пристёгнуты к ножке стула, руки завёрнуты за широкую спинку и там надёжно связаны — во всяком случае, Сонанта на это надеялась. А голова мерза оставалась свободной. Вряд ли, конечно, он мог что-то сделать головой. Но Сонанте, даже в таком вполне беспомощном положении, мерз казался опасным, как сама смерть.