— Очень похвально, а главное, мудро, — вставила Анна Кирилловна с крайне неодобрительным выражением.
— Да уж, хорошего мало, — согласился Скороход. — Все, кто имел честь быть знакомым с господином Олешей, придерживались о нем точно такого же мнения: дескать, сумасшедший, пустил семью по миру, и далее в том же духе… Но вот интересная деталь: эта некрасивая история случилась незадолго до Великого Октября. Потом грянул восемнадцатый год, и мнение знакомых о господине Олеше изменилось самым радикальным образом: вот, мол, ловкач; конечно, всего лишился, так хотя бы удовольствие получил, а у нас все отобрали безо всякого удовольствия… Но и это, заметьте, еще не все. Сразу после революции отец Юрия Карловича эмигрировал в Польшу и до самой своей смерти проработал ночным портье в одном из гродненских отелей. Незавидная судьба, скажете вы. А ведь это как посмотреть! Умер-то он аккурат перед так называемым освобождением Западной Белоруссии доблестной Красной армией. Это ли не везение? Видно, правильно говорят: не везет в игре — повезет в чем-нибудь другом…
— К чему вы ведете? — суховато осведомилась Анна Кирилловна.
— Сейчас объясню, — пообещал Скороход. — Только сначала расскажу историю до конца. Так вот, наученный, казалось бы, горьким опытом своего отца Юрий Карлович Олеша как-то раз отправился с делегацией советских писателей в славный город Париж. Что характерно, попал он в эту поездку совершенно случайно — кто-то там заболел, что ли, а может, сказал что-то недостаточно идеологически выдержанное… Словом, в делегации освободилось место, и на это самое место усадили товарища Олешу, несмотря на его не совсем пролетарское, а точнее, совсем не пролетарское происхождение. И что бы вы думали? В первый же вечер, буквально в первом же попавшемся казино он просадил все деньги, причем не только свои, но и своих товарищей — советских писателей. А потом каялся в своем дневнике: дескать, какой же я негодяй, какой подонок! Так что прошу учесть: азарт — это не блажь, а один из основных человеческих инстинктов. Он передается по наследству, он сидит в мозгу, в крови, в костях — одним словом, в генах. Он был, есть и будет еще долго после того, как нас с вами не станет. Поэтому, повторяю, я сейчас говорю с вами не о судьбах игорного бизнеса, на которые мне, по большому счету, плевать, а о своей, личной, персональной судьбе. Ну, неужто я вам настолько неприятен, что вы спокойно дадите мне пойти ко дну?
По красивому и бесстрастному лицу Анны Кирилловны скользнула легкая тень какой-то глубоко запрятанной эмоции. Что это была за эмоция, Скороход не разобрал, но решил считать, что это сочувствие, ибо в сочувствии сидевшей напротив него холеной стервы в данный момент нуждался больше всего.