Реакция сенаторов на действия императора удручала. В большой степени она подтверждала его мнение о том, что это некогда благородное собрание выродилось в шайку раболепных, эгоистичных, бесчестных и трусливых людей. О Юпитер, вели они себя именно так! Ничего похожего на хребет в них не ощущалось, и я вдруг прониклась невольным уважением к Сабину: тот, по крайней мере, умел стоять на своем и не боялся возразить Калигуле. Ничего подобного в сенате больше не наблюдалось. На наших глазах этот орган распался на три части. Одна группа сдалась на волю императора. В отчаянном стремлении избежать проскрипций ее представители лебезили перед братом как восточные мальчики-содомиты – да что там, почти как рабы. Вторая группа попросту бежала из столицы в надежде, что расстояние и время спасут их шеи, они укрылись в самых дальних своих поместьях. Ну а третья группа? К ней относились люди вроде Вителлия и Веспасиана. Они стали мечами, которыми Гай безжалостно кромсал сенат. Всякий смысл в заседаниях когда-то значимого органа исчез.
И, несмотря на это, Виниций, Лепид и я не оставляли попыток направить Калигулу на путь компромисса. Нет, с общим его курсом мы были согласны, а возражали только против довольно неразборчивых методов. Сенаторы действительно пытались убить императора; они и правда оказались продажными и трусливыми, как он и подозревал. И все-таки мы считали, что нельзя настраивать против себя всю элиту Рима – это слишком опасно. Если сильно давить на гибкий предмет, рано или поздно будет отдача. Брат, подстрекаемый внезапно обретшим могущество Каллистом и теми немногочисленными патрициями, которые сплотились вокруг него, возражал: народ и армия его поддержат, а до сената ему дела нет – пусть хоть пойдет и утопится.
К июню череда проскрипций более или менее исчерпала себя. Все судебные документы, оставшиеся со времен Тиберия, были проверены и отработаны, и те сенаторы, которые желали продать своих собратьев за намек на императорскую благосклонность, сделали это. От сената осталась едва ли четверть. Архивы табулария свидетельствовали, что на момент прихода Калигулы к власти в списке сенаторов фигурировало пятьсот семнадцать имен. На первый день июня их числилось менее двухсот, причем большинство прятались на своих сельских виллах и в городе не показывались.
Я питала надежду, что гнев моего брата поутихнет, когда мы попрощаемся с июньскими идами – и со множеством его потенциальных врагов. Но то, что начиналось как пламенная ярость, теперь превратилось в ледяную решимость. Вслед за пожаром, выжигающим ряды предателей, пришла расчетливая кампания по уничтожению выживших.