— Не кричите, сударыня, вы не рыночная торговка.
Туговатый на ухо лейб-медикус, обнаружив у Петра Федоровича треугольные красные пятна внизу живота, а также на груди и под мышками, пробормотал:
— У его высочества оспа.
«Воспа!» — как ветер, пронеслось по Хотиловскому дворцу.
— Воспа!
— Воспа!
— Воспа!
— Мой брат в России тоже умер от оспы, — сказала Иоганна-Елисавета.
— И император Петр II от оспы, — сказал Брюммер.
Екатерина упала без чувств.
К императрице поскакал в Петербург курьер с невеселостями.
От оспы тогда ежегодно умирали в Западной Европе свыше полутора миллионов человек. Двадцать коронованных особ она прибрала в течение века. Единственной защитницей от нее была Доу-чжень-нян-нян, китайская богиня. Впрочем, и в Индии также стояли каменные болваны-целители. А медикусы, надо признаться, помогали слабо. Хотя поощряли их всячески. Так, к примеру, исполняя последнюю просьбу скончавшейся от оспы бургундской королевы Аустригильды, двух ученых врачей Донатуса и Николауса, спасовавших перед болезнью, для поощрения изрубили мечами.
— Уезжайте немедленно, — пробормотал лейб-медикус Иоганне-Елисавете.
Целуя у матери руки, покрытые холодной испариной, Екатерина стала молить о дозволении остаться ей в Хотиловом Яму, чтобы ходить за женихом.
Она, на этот раз, плакала и умоляла не из желания понравиться нации и наследнику.
— Ах, сударыня, хотя бы в такую минуту вы избавили меня от своего комедиантства, — прошипела мать, вполне уверенная, что дочь ее представляет для окружающих великую любовь.
Но Екатерина на этот раз ничего не представляла.
Настоящие большие чувства во всех случаях рекомендуется прятать, хотя бы уже потому, что они кажутся поддельными.
Екатерина, не любя жениха, любила в нем свое будущее.
Она кричала:
— Я хочу умереть вместе с ним!
Иоганна-Елисавета приказала завернуть великую княгиню в шубу и снести в сани.
Метель, как пьяная баба, крутилась и корячилась в спальной рубахе и выла среди ночи русские песни.
Но хрип гривастых императорских коней Екатерина все-таки услыхала.
В легких санях государыня сломя голову неоглядкою скакала из Петербурга в Хотилов Ям.
— Стой! Стой!
— Репортуйте меня, сударыня, — обратилась Елисавета к цербстской княгине.
Императорские лошади, пошатываясь как после пирушки, ловили мордами снег.
Будущая теща с увлечением «репортовала». Елисавета Петровна плакала. Екатерина плакала.
Пылающие смоляные бочки были похожи на громадные злые волчьи глаза.
Разведав в подробность, Елисавета обернулась к меньшой:
— В Новгороде, до него недалеко, поусердней, дитя мое, помолись за обедней Господу.