. Ситуацию, в которой оказался Алексеев на посту Главнокомандующего Северо-Западным фронтом, предельно ясно описывает в своем дневнике генерал Ф. Ф. Палицын: «Общее положение предлагает нам два простых вопроса: Россия или Польша… Обстановка на всем фронте такова, что именно эти вопросы требуют ответа; и кто, спрашивается, может и должен дать этот ответ? Главнокомандующий ответить на эти два вопроса не может. Они не в круге его ведения. Верховный Главнокомандующий и его Генеральный штаб стоят перед ними, и оттуда должны прийти ответ и повеление»
[149].
Отечественная военная наука еще до начала мирового конфликта пришла к заключению, что оборона изолированных крепостей, как бы они ни были сильны, обречена на неудачу[150]. Можно быть уверенным в том, что генерал Алексеев был прекрасно знаком с основными выводами своих же учеников. Не питал он иллюзий и относительно того, что деблокировать Новогеоргиевск нашим войскам будет не под силу — нехватка вооружения летом 1915 г. принимала уже катастрофические масштабы. Знакомство с противником в течение первого года войны говорило в пользу того, что немцы не будут тратить на осаду крепости ни времени, ни большого числа войск. Соответственно, надеяться на то, что Новогеоргиевск оттянет на себя значительные силы неприятеля и позволит выиграть время, также не стоило. Все это Алексееву было очевидно. Не принимала в расчет рациональные доводы только Ставка, в лице Верховного Главнокомандующего Великого князя Николая Николаевича и его помощников — генералов H. H. Янушкевича и Ю. Н. Данилова. Не случайно последний, по общему признанию являвшийся «мозгом» Ставки, в своей книге «Великий князь Николай Николаевич», написанной уже в эмиграции, старательно обходит вопрос о том, кто именно принял решение не эвакуировать Новогеоргиевск[151].
Летом 1915 г. стратегическое значение крепости было близко к нулю. Ярко выразилось понимание этого генералом Алексеевым в следующей его фразе: «Остался один Новогеоргиевск, лежащий от всего в стороне и ничего не прикрывающий и не останавливающий на себе внимание немцев: он ничему не грозит и их не беспокоит, а составляет в своем настоящем положении предмет моего беспокойства»[152].
Наиболее вероятно, что при решении вопроса об обороне Новогеоргиевска Ставка руководствовалась мотивами политического характера. С момента своего основания эта крепость олицетворяла собой русское присутствие в Польше. За несколько лет до войны, ликвидируя систему крепостей на западной границе империи, военный министр Сухомлинов «мотивировал капитуляцию в вопросе Новогеоргиевска политическими соображениями. Последние имели в виду как общественное мнение Франции, так и воинствующих русских националистов; русское знамя, под обеспечением солидных крепостных верков, продолжало развеваться на Висле, — следовательно, нет предательства ни французских, ни русских интересов в Польше…»