Попов, тут же затворив за ним дверь и, просунув в ручку табурет, чтобы никто не вошел, таинственно заговорил:
— Дело сделано, Денис, нужно ехать в Петербург! — Он подошел к мешку и начал его вспарывать. — Держи, — озабоченно распорядился он, и Денис, ничего еще не понимая, стал помогать ему. — Боялся, понимаешь, чтобы он не замерз, — говорил между тем Попов.
Когда он снял мешковину и раскрутил тряпки, Денис увидел стоящего, как мумия, офицера. Попов рванул бинты с его лица, и перед ними возникла долговязая фигура коменданта Сычевки полковника Можеро. Наполеоновская прядь примерзла ко лбу, а походный сюртук был в пятнах, в подтеках и разодран. Губы несчастного Можеро едва шевелились, пытаясь что-то произнести. Попов смотрел на Дениса торжествующе.
— Ваше величество! — провозгласил Попов, обращаясь к «мумии». — Вы пленены Отдельным партизанским соединением полковника Дениса Давыдова! — И, повернувшись к Денису, отрапортовал: — Император Франции Наполеон Бонапарт!
Денис щелкнул каблуками перед «императором» и воскликнул, хлопнув Попова по плечу:
— Ну, повезло тебе, чертов сын! Ну и повезло!
Что-то не то было в его тоне, и Попов подозрительно посмотрел на Дениса.
— Ей-богу же повезло! — вскричал Денис со всей искренностью и, чтобы не расхохотаться, бросился обнимать Попова. — Попал, брат, и ты в историю на зависть всем! Ну, молодец! Ну, чертов сын! Военное-то счастье всегда с тобой! Ура-а! Победа! Все! Все-оо! На Париж!
Сквозь метель мчались гусары Дениса Давыдова.
Звон-перезвон сорока сороков!.. Поплыли золотые и синие маковки церквей, зубчатые стены Кремля… Москва!..
А на квартире Дениса Васька Буделек затягивал своего командира в корсет. Портной в это время пальцем стряхивал воображаемые пылинки с новенького, на белой атласной подкладке, генеральского мундира, затем приподнял его двумя руками, бережно, как драгоценную вещь, и стал помогать Денису просунуть руки в рукава. Мундир облег его фигуру, а портной, отбежав на несколько шагов и чуть присев, воззрился на свое творение в немом восхищении. С неменьшим восхищением смотрел на него и Васька Буделек.
Денис стоял истуканом. По просьбе портного он поворачивался, затем простер руку. Рука застыла в воздухе, но выражение лица Дениса отнюдь не соответствовало торжественности момента. Он чувствовал себя глупо и натруженно, и с гримасой посмотрел на Ваську Буделька. А тот в восторге восклицал:
— Хочете — не хочете, а служить при генерале… оч-чень!
Интонация была Денисова, и Денис невольно улыбнулся.
Вошли Бедряга и Попов-Тринадцатый. Денис повернулся к ним.