Словно сон… все словно сон…
Было ли то время, когда вслед за сыпью на моем подбородке и щеках стали появляться первые признаки растительности, когда приятное томление охватывало все тело и хотелось котенком перекатываться по песчаному пляжу, бессильно сдаваясь солнцу, замирая, зажмуриваясь и впервые ощущая собственную плоть отдельно от себя.
Было ли?.. Но ЕСТЬ и БУДЕТ, потому что все то же солнце, совершая медленный менуэт с нами, им оплодотворяемыми, смещается в противоположную сторону, и тень скрывает прошлое; оно остается на месте, но в тени до следующей смены фигур, следующего па…
Отчего под старость так помнится детство? Не в том ли зените солнце? Не на будущем ли теперь тень?..
Через открытое окно резко и прохладно пахло свежей известкой, звякал на ухабах звоночек велосипеда, красная и цветасто одетая старуха, хозяйка сдаваемой на лето хибары, стоя на табурете, освежала стены, и на ее икрах наискосок застывали белые кометы — в послеобеденный час я должен был спать или читать толстую, с разбахромившимся переплетом книгу, пока не будут выжаты через марлечку кисти винограда в граненые, тщательно оберегаемые от мух стаканы — предстоящий полдник, а вскоре, в стремительно надвигающихся сумерках, встреча с Галей, страстно любимой, недосягаемо умной, ослепительно красивой…
Книга называлась «Порт-Артур»; но уже который день я не мог преодолеть непрерывно повторяемую, а потом зазубренно донесенную и в сегодняшний день строку: «Звонарев поднялся, расправляя затекшие члены»…
О Боже, отчего, вполне сознавая, что не нравлюсь Гале, я за мгновенье до того, как зажглись огни в порту, шагнул к ней и чмокнул сзади в шею, но тут же отпрянул, запутался в ее длинных, черных волосах, за которые взрослые называли ее «патлатой», рванулся, причинил боль и, скорее всего именно поэтому, получил пощечину; я молил о прощении, ходил за ней на расстоянии, не смея приблизиться, замышлял самоубийство — у меня есть доказательство, что все это было: много лет спустя, случайно встретившись, мы болтали, смеялись, а я с жалостью к себе смотрел на то, чего раньше не замечал, — на плоский зад, «галифе», кривые ноги и с жестокостью, порожденной когдатошней ущербностью, я внезапно схватил зубами ее длинные, черные, национальные… Она рассмеялась, бросила свою полноватую с маленькими яркими капельками ногтей руку в возможную пощечину, но лишь коснулась моей щеки внятно и откровенно…