Потом наступит отдых после летней жаркой элладской страды, вновь вернётся зелёно-золотая осень.
И вновь кто-то перекрестится и, глядя с высот на эту воистину неземную-земную красоту, скажет: «Слава Тебе, Господи, сотворившему всё сие! Благодарение Пресвятой Богородице, хранящей в Своём Уделе красоту природы и, главное, нетленную красоту душ многих поколений святогорцев!».
Путь к этой духовной, нетварной, обоженой, Фаворской красоте — покаяние и непрестанная молитва Иисусова.
Из святогорских раговоров:
~ «Умное делание — не давать ходу помыслам о другом человеке, так как судить о другом — это значит предавать себя бесовским мечтаниям, ибо знать, каков человек, мы никогда не можем».
~ «Быть пустынником значит уметь прыгать на одной ноге. Чтобы, готовясь к заброске в пустыню, успеть сделать всё и сразу. И уже в пустыне воплотить то, о чём пишут святые отцы».
~ «Кавказский пустынник отец Кассиан рассказывал, что однажды принёс в келью вино, попробовал и бросил в обрыв. Это он к тому говорил, что невозможно пустыннику иметь в келье алкоголь, тем более пить его».
~ «Кавказ — оазис великой монашеской свободы. Очень настоящая жизнь, в которой пустынники отвергали всякую ложь и всякий спектакль.
Там ведь один неосторожный выход в город — это привод в отделение милиции.
Тогда был очевиден разительный контраст между жизнью пустынников и жизнью местных, ведь Абхазия, по поговорке советского времени, — это золотой зуб в челюсти Грузии».
~ «Пишущему человеку важно не находиться в состоянии поражённости самим собой: «Ой, какой я необычный!», — в чём и состоит подлинное поражение.
Духовный уровень писателя определяется смирением и тем, насколько он догадывается о глубине и величии Промысла Божия, а также тем, насколько он осознаёт включённость всех людей и свою собственную в этот благой и мудрый Промысел».
Последние дни ежедневно час-другой совершаю прогулки с молитвой Иисусовой. Ещё тёплые предзакатные часы жаль проводить в келье. Сейчас стемнело, можно и в келье сидеть.
Сегодня наблюдал, как фронт облаков переваливал через хребет с запада и медленно заполнял наше ущелье. Облака двигались необычно торжественно и тихо. Ветра будто вовсе не было. Заходящее солнце временами проглядывало сквозь тучи и казалось сделанным из белого сияющего металла. Холодные зимние тона уже зримы.
В густых сумерках проходил мимо Ипатьевской каливы, из труб поднимался дым. Вспомнил, как почти год назад провёл первые дни на Ипатьевской: также топилась печь, дымок струился из трубы, мирно горела лампада. А я сидел в келье, молился, читал преподобного Силуана Афонского и ликовал сердцем в пустыне, отогреваясь после ледников мира, где по своей же вине чуть не застыл навеки...