15:30
На днях посыпал дорожки своей пустыньки мраморной крошкой. Она мне досталась по наследству от монаха — грека. При обильных зимних дождях мраморная крошка защищает дорожки от размывания и грязи. И меньше грязи несёшь на обуви в келью.
Посыпал. И разверзлись хляби небесные. Полил дождь. Меня как раз накануне спрашивал монах Силуан: «Как ты там, не подмок?». Я ответил, что хотя дожди шли, но ничего не протекло. На это отец Силуан, улыбаясь по-доброму, заметил: «Они ещё не шли». В правоте его слов я убедился, когда дождь зарядил на сутки. Крыша в чулане, где живёт кот Абрикос, потекла. Слава Богу, хоть не в келье.
Утром вышел из келейки, а у меня во дворе — беломраморные дороги. После дождя мрамор очистился от пыли, освежился и забелел. Так необычно красиво. Я поднял с дорожки один самый большой белый камушек и отнёс его в красный угол, к стопам Богородицы, к Её иконе «Игумения Афонской Горы». Может быть, потом этот камушек будет кому-то в России напоминать о Святой Горе.
Опять вспомнились сильные, таинственные и отчего-то греющие душу слова Апокалипсиса: «...и дам ему белый камень и на камне написанное новое имя, которого никто не знает, кроме того, кто получает» (Откр. 2,17).
Ещё вспомнились слова давней песни. Если их немного изменить, получится так:
Беломраморные дороги,
беломраморные дороги,
чтоб идти по ним, людям нужны
золотые ноги.
Точно — нужны золотые ноги веры и непрестанной молитвы Иисусовой. Мать-пустыня уже раскинула перед нами беломраморные, белокаменные дороги спасения.
20:00
Поговорил с батюшкой Рафаилом по телефону. В святом углу у меня его фото: он снят на лодке, крупно. Улыбается уверенно и спокойно. Вдали Гора Афон.
Батюшка расспрашивал, был ли снег. Потом он по-детски радовался, что я назвал рыжего кота «Абрикосом». Одобрил. Благословил причащаться на Рождество! Тут уж я возрадовался и возликовал. Искренне и горячо обещал отцу хранить, ценить и беречь благодать Святого Причастия.
Пишу и духовно ликую. И не только из-за Причастия, но и потому, что Господь дал возможность вновь вернуться к старцу. Вроде бы я и не уходил от него формально, но был в прямом и переносном смысле «на стране далече».
А ведь отец Рафаил — носитель традиции умного делания, исповедник, духовидец, и, коротко сказать, человек, сподобившийся от Бога даров смирения и любви. Верю, что святой человек. Дай, Бог, ему многая лета и спасения души. Трудно ему. Думаю, сам он готов идти к Господу, но ради нас приходится здесь ещё поработать с таким глинозёмом, как я...