– Откуда ты его знаешь?
– Я рос в Иерусалиме и не в бедном квартале.
– Понятно. Продолжай, центурион.
– Уже полетели первые камни, когда появился этот человек. Он пробился сквозь толпу и заслонил торговца собой. Он был вооружен ножом, но совсем не угрожал, наоборот, стал успокаивать этих безумцев. Я не слишком знаю арамейский, игемон, но, насколько понял, он говорил очень умные и правильные вещи.
– Какие?
– О том, как глупо идти на поводу у разбойников, а потом расхлебывать их дела, что это убийство бессмысленно и ничего, кроме бед им не принесет, что гнев Рима беспощаден. К нашему удивлению, речь возымела действие, люди остановились, некоторые выбросили приготовленные камни. Тогда на него накинулись бунтовщики, произошла схватка. Ты знаешь, игемон, я видел много битв, но, клянусь Юпитером, был искренне восхищен! Эти двое крепкие и сильные мужчины, они тоже были вооружены, однако очень скоро один корчился на земле с раной в плече, а второй бежал, спасаясь от быстрого, как молния, клинка этого человека. Увидев такое, толпа совсем оробела, мы, наконец, смогли вмешаться и разогнали их. Торговец не сильно пострадал, я приказал проводить его домой. А этот человек просто исчез, так быстро – я даже не заметил.
– Это все, что ты можешь сказать о нем, Руфус?
– Все, игемон.
– Хорошо. Ты свободен. Можешь идти.
Руфус отдал честь и стремительно вышел.
– Квинт, ты все записал?
– Конечно, игемон.
– Хорошо! Теперь оставьте нас вдвоем с арестованным. Здесь дело сложней, чем я полагал.
Терраса опустела. Наместник поднялся, несколько раз прошелся между колоннами, бросая на Иуду короткие взгляды. Тот невозмутимо ждал. Наконец римлянин резко остановился прямо перед ним.
– Признаться, я услышал много необычного за время допроса, но эта история с торговцем была самой неожиданной. Ты – удивительный человек, Иуда из Иерусалима.
– Не буду спорить, игемон. Со стороны виднее.
– Скажи, зачем ты сделал это?
Иуда печально улыбнулся.
– Центурион действительно далеко не все понял из моих слов, игемон. Я говорил тогда, что только Господь может судить и карать, что убийство, даже из благих побуждений – тягчайший из грехов… Впрочем, центурион не виноват, вам всем этого не понять.
– Кому вам?
– Римлянам. Вам такие мысли и в голову не придут.
– Да как ты смеешь!..
– Разве я не прав, игемон? Для вас отнять чужую жизнь, десять, сотню, несколько тысяч – проще простого, особенно во благо великого Рима.
– Благо Рима превыше всего! А вы – иудеи? Разве история с этим торговцем не обычное дело здесь? Или зелоты разводят цветочки и прячутся в пустыне, чтобы писать стихи и философские трактаты?