Оборванная фраза, выведенная крупными заглавными буквами, состоит из двух слов: «ТЕБЯ ПРЕДУПРЕЖДАЛИ».
Потрясенная, я достаю обрывок, разглядывая почерк, осторожно оглядываюсь и, сжимая находку в руке, иду в коридор.
Энни скрылась в кладовой комнате. Ее дверь распахнута настежь, а ключ торчит в замке. Я останавливаюсь в дверном проеме, поднимая вверх найденный листок. Мое сердце учащенно колотится.
– Это ты присылала мне анонимные письма.
Энни резко оборачивается, выпуская из руки стопку фотографий, которые веером рассыпаются по полу. Коробка, где они хранились, стоит раскрытой на столе.
Старуха ничего не говорит.
– Это была ты. Ты посылала мне угрозы! Зачем ты это делала?
– Я не хотела, чтобы ты была здесь, – произносит она в конце концов.
– И ты пыталась меня запугать?
– Ты угрожала нашей безопасности.
– Я думала, ты на моей стороне! – кричу я.
– Я действительно на твоей стороне.
– Нет, – я мотаю головой. – Если ты подбрасывала мне угрозы, требуя «прекратить копать»…
Неожиданно мое внимание привлекает нечто, лежащее на дне коробки. Я протягиваю к ней руку, но Энни отодвигает коробку подальше от меня.
– Что это? – спрашиваю я.
– О чем ты?
– Это же альбом для рисования Дэнни! Откуда он у тебя?
Моя голова продолжает кружиться, и я хватаюсь за край стола, чтобы устоять на ногах.
– Там никогда не было камней, – вдруг произношу я.
– Что? – хмурится Энни.
Я качаю головой. Кусочки головоломки носятся в воздухе, и я изо всех сил стараюсь поймать их, чтобы сложить воедино.
– Ты сказала, что Айона разбилась о камни. Но в этой части пляжа нет камней, там только песок.
Я пытаюсь вспомнить обрывки разговора, подслушанного в полицейском участке. О чем там говорили? Эксперты не уверены, что травмы, полученные при падении, могли стать причиной смерти. Кто-то обставил дело так, будто Айона ударилась головой о камень.
Если Энни и отвечает, то я ее не слышу. Головокружение усиливается, мысли плывут, путаясь и сливаясь вместе.
– Мне нехорошо, – проговариваю я, качнувшись вперед. – Энни, мне плохо!
Я жду, что она поможет мне, однако старуха отступает на шаг назад.
– Это твоих рук дело? – Мои слова – еле уловимый шепот. Я слышу, как они с трудом вылезают из моего рта и растворяются в воздухе. Я уже не понимаю, об Айоне я спрашиваю или о себе.
Глаза Энни темнеют – или это эффект мигающего огонька свечи? Изо всех сил я стараюсь сосредоточиться, оценивая ее реакцию, потому что я хорошо знаю, как людей выдают мелочи.
Ее крючковатые пальцы вцепляются в край стола. Энни набирает воздуха и задерживает дыхание. Она старается не отводить от меня взгляда, но часто моргает, словно обдумывая ответ.