– Да разве ж я не прав? – мигом среагировал Погодин, услышав сказанное Барановским. – Кто, как не «пришлые» норманны-викинги, развили нашу русскую государственность! Рюрик и Синеус были отнюдь не славянами, как утверждают некоторые мои коллеги. Они были норманнами, доказано мною – норманнами!
– Да хоть бы и норманнами, – пожал плечами Павел Муханов, – а только и без оных справились бы…
– Экий Вы упрямец, Павел Александрович, – обратился к нему Погодин подчеркнуто ласково. – И рад бы с Вами согласиться, да только маленькая незадача. Письменности русичей научили болгары, богомазов русских обучали гречане, соборы Московского Кремля возвели итальянцы – Алевиз Новый и Аристотель Фиораванти, про Санкт-Петербург и говорить не стоит.
Не успел Погодин закончить, как неожиданно взвился председательствующий, до этого момента державшийся нейтрально. Барановский, сжав кулак, ударил по столу.
– Вздор! Чушь! Нас иностранцы не учили – они на нас работали, а мы их нанимали! Нанимали и платили щедро и сполна!
– Всецело с Вашей светлостью согласен, – энергично кивнул Муханов, – а те, кто лез без приглашения, те тоже получали – щедро и по справедливости.
Присутствующие сдержанно засмеялись, а профессор Погодин молча сел на своё место.
«Спорить с записными патриотами – затея безнадёжная», – подумал Михаил Павлович. И улыбнулся Погодину сочувственно.
– Ну да, – задумчиво произнёс поэт Вяземский, отпив из своего бокала, – вот и с несчастной пани Мнишек расплатились – куда как справедливее…
Великий князь Михаил Павлович, который и до того во время диспута нисколько не скучал, весь обратился во внимание. Да и вся учёная публика ещё более оживилась. Послышались смешки.
– Ну уж Вы, князь, сравнили, право… – профессор Устрялов развёл руками. – Всем известно, что Марина Мнишек была циничной политической авантюристкой. За то и пострадала.
Павел Александрович Муханов согласно кивнул, поддерживая коллегу. Вяземский, задумчиво сделав ещё глоток, отставил бокал.
– А малолетний Ворёнок-то в чём провинился? Дитё за какие грехи пострадало?.. За что ребёнка вздёрнули, господа?
Николай Герасимович Устрялов пожал плечами.
– Время было жестокое. Что и говорить – Смутное время… Измены, заговоры, казни и проклятия.
– Вы о проклятии Марины Мнишек? – князь Вяземский кивнул, сам себе отвечая. – Да, я читал. История, при всей трагичности, красивая.
Великий князь хотел было задать вопрос, но в разговор включился седовласый господин в синем мундире с малиновым воротником, известный Михаилу Павловичу, как ректор Московского университета Качановский.