Почему нет?
Если нравится.
Если свой, хороший, живой.
Если тут, рядом.
Если мил тебе.
Почему нет?
Сара услышала звонок. Или ей почудилось?
Нет, не почудилось.
Опять звонят.
Снизу кто-то просит открыть.
Кто?
Вроде, не заметила притормозившей машины, чужой, незнакомой машины, подъехавшей с чужими, незнакомыми людьми, глядящими — та ли это улица? Тот ли дом?
Не заметила.
Она стояла, стиснув пальцами подоконник.
Нет, не видела.
Только серое такси за углом мелькнуло и скрылось.
Со двора выехало, значит, во дворе у них побывало, а она и не заметила. Господи!
Чужая машина была, а она не видела, не слышала, как же так, хорошо, что такси, слава Богу, что машина не стала во дворе, уехала, но как же она не заметила — не увидела, не услышала?!
У окна стоя?
Глядя на двор?
И чужую машину не заметила?
Она зажмурилась, опустила голову.
И снова услышала звонок.
Но не двинулась с места, ждала.
40.
Ждала, не двигалась, потому что звонок этот был похож, хоть и сама не знала чем, был похож на тот, что раздался в Судный день, когда Йона ушел уже, и Шмулик ушел, и настала краткая передышка между сиренами: одной — отгудевшей и другой — не прогудевшей еще.
Она стояла, как сейчас, у окна, и слышала тот звонок.
А перед этим по двору медленно прошагал Бени с солдатской сумкой через плечо.
Посреди двора он оглянулся и встретился с ней взглядом.
Тогда свернул к ее дому.
Позвонил снизу.
И теперь такой же звонок.
Почему?
Вряд ли это Бени, ведь не видела, чтобы он вернулся.
В тот раз она подошла к двери, подняла трубку и ничего не сказала, лишь услышала:
— Пусть хоть всех убьют, но я вернусь, — шептал внизу, в дверной микрофон Бени. — Вернусь! Все равно я тебя возьму. Когда вернусь… Жди!
Он все еще хотел ее силой взять.
Она бросила трубку, та сорвалась с пластмассовой вилки, ударилась об пол, подскочила, снова ударилась и треснула, а потом еще долго билась о стену, повиснув на пружинящем шнуре, и, должно быть, там, внизу, стоял усиленный динамиком грохот.
Она ничего не сказала.
Только тот звонок узнала, запомнила, словно кто-то вписал его, как гвоздем процарапал в складках мозга.
А может, не Бени?
Может, просто солдат загрубелой рукой жмет на кнопку звонка?
Может, Йона?
Может, Йона пришел с войны?
Жив-здоров, цел и невредим, даже не ранен, такой же, как тогда, в Судный день, когда ушел, надев защитную форму, ушел, как все — без провожанья, без слез.
Может, больше не надо ждать чужой машины?
Может, Йона сам вернулся — живой, здоровый?
Господи…
Гос-по-ди!
Она кинулась в кухню, растолкав не успевших отскочить близнецов, схватила бутылки — красную, бархатную, и другую — с виски, побежала опять в гостиную, поставила напитки на стол, среди хрусталя и фарфора.