. Можно отметить, что указанная Струве ситуация очень напоминает сегодняшнюю, с той лишь разницей, что те, кто мыслится приказывающим и принуждающим, добровольно и ответственно отказываются от своего права на то, чтобы строить новую Россию путем приказа и принуждения, а выбирают «дух соглашения и единения». Этим духом проникнуты последние выступления президента Д. А. Медведева
[211], об этом писал несколько лет назад В. Ю. Сурков
[212]. И об этом неустанно говорил начиная с 2000 года В. В. Путин
[213]. Собственно, слова о «духе соглашения и единения» можно было бы поставить эпиграфом к деятельности политической партии «Единая Россия».
Впрочем, вернемся к вопросу о традиции и новаторстве. Исходя из того, что «жизнь по самому существу своему есть неустанный поток становления, творческий порыв, прилив в эмпирию бытия новых творческих сил и содержаний, беспрестанно рождаемых в темных недрах свободного духа»[214], Франк предупреждает, что великое начало охранения, если оно направлено на формальное удержание наличного порядка вещей, может стать причиной окостенения социальной ткани и ее паралича. С другой стороны, принцип творческой инициативы, отрицающий ценность и силу давних традиций, порождает скорее видимость новизны и становится сам бессильным и непроизводительным. «Консерватизм, — пишет Франк, — ставший реакцией, стремлением сохранить не жизнь, а безжизненные окостеневшие формы, по самому существу своему разрушителен; радикализм, ставший бунтарством, революцией, по самому существу своему реакционен, ибо, разрушая, не ведет жизнь вперед, а через ее ослабление отталкивает назад, на низший уровень»[215].
Вывод, к которому приходит философ, состоит в том, что «охранение должно быть направлено не на старое как таковое, не на готовые, уже воплощенные формы и отношения, а на непрерывность и устойчивость самого творческого развития, самой жизненной активности». Что касается принципа творческой инициативы, то он формулируется так: «Подлинное рождение, которое есть не отрицание или истребление старого, а его преодоление через внутреннее его претворение и преображение»[216]. Или иначе: «Начало героической активности, созидания нового должно быть пропитано заботой о сохранении жизненности и прочности самой духовной непрерывности общественного бытия, должно быть раскрытием, развитием, усовершенствованием старого»[217].
Надо признать, что выводы русского политического философа, к которым он пришел, осмысляя опыт русской революции, еще в 30-е годы прошлого века, не только опередили западную политическую мысль лет эдак на 50, но и сегодня являются вполне актуальными. Например, один из самых интересных специалистов в области политической философии И. А. Василенко пишет, ссылаясь на труды Ш. Эйзенштадта, С. Хантингтона, Э. Гидденса и других авторов второй половины XX века, о том, что наиболее успешной может быть модернизация через реинтерпретацию традиции. «При всем разнообразии моделей неомодернизации, — пишет Василенко, — большинство из них сегодня направлено на поиски стабилизирующих факторов, которые способствуют сохранению цивилизационной идентичности, развитию и укреплению традиций. Идея реинтерпретации традиций в духе современности в процессе реформ является важной задачей политической элиты. Именно элита должна доказать народу, что его историческое наследие актуально и конструктивно — способно в условиях реформ послужить основой динамичного развития общества и тем самым дать необходимые мотивации для эффективных политических действий»