– Прямо как я. – Эван обошел свою гостью и стал возле Элис. Софи тут же сверкнула глазами, а затем снова приторно улыбнулась. – Случился пожар, в котором Джордж погиб, а эта вселенная ожила.
– Мне так жаль.
Ей действительно было жаль. Судя по всему, та самая настоящая Софи очень любила Джорджа. А эта собиралась восполнить свою потерю его копией – это читалось в каждом ее движении и слове.
– Я не понимаю одного. Если я помню все об этом мире, о Джордже, почему я не знал, что он поместил Софи в эту историю?
– У нас у всех есть тайны, которые мы прячем даже от самих себя.
От улыбки Софи запросто можно было покрыться диатезом – она скрипела на зубах искусственным сахаром, вызывая отвращение. Софи сделала несколько уверенных шагов вперед и протянула руку к лицу Эвана. Тот дернулся, но она оказалась проворнее: длинными тонкими пальцами она провела по его щеке, заглядывая в глаза с такой каменной уверенностью – Эван принадлежит ей, что Элис захотелось провалиться под землю, только бы не наблюдать всю эту картину.
– Видимо, Джордж прятал меня как сюрприз для одного очень обаятельного парня. – Софи потрепала Эвана по волосам. – А я всегда говорила, что светлые волосы тебе пойдут куда больше.
– Софи, – Эван перехватил ее руку, но она и виду не подала, что все идет не по плану, – я – не Джордж. Я знаю, что у них с той Софи была своя история, но это не обязывает нас…
– Тш-ш-ш. Ты прав, у нас с тобой своя история, дружок.
Эвана словно ударило это ее «дружок»: он застыл, перестал дышать. Так, по крайней мере, показалось Элис. Вся эта сцена делала ей так больно эмоционально, что физическая боль казалась совсем незначительной. Пока Эван был рядом, грустный и свободный, смотрящий на нее с надеждой и виной, она не понимала, как он ей дорог, как близок. Да, то, что произошло, сломало их, стало общей тайной, той самой, которую хочется спрятать даже от самих себя – так там говорила Софи? Сдавленное оханье Костры вывело Элис из потока мыслей. Софи не теряла времени даром: она снова обвила шею Эвана руками и целовала его так, словно всю жизнь ждала этого момента. Эван не обнял ее в ответ, но и отталкивать не собирался. Одна надежда оставалась на то, что он просто опешил под таким напором, но проверять это Элис не стала – она схватила кардиган, брошенный на комод у входа, и выбежала из дома. Это становилось уже своеобразной традицией – сбегать из дома каждый раз, когда прошлое Эвана напоминало о себе самым горьким из возможных способов.
Идти в город не хотелось – пришлось бы брать с собой кого-то из охраны, а лишние люди Элис были не нужны. Поэтому она резко свернула за угол – за домом была неплохая лужайка, где можно побыть одной. Ей почему-то было очень холодно, хотя солнце палило вовсю. Любопытные у их дома оживились, едва она открыла дверь, и теперь самые настойчивые папарацци выкрикивали ей какие-то вопросы и щелкали своими проклятыми камерами. Элис кивнула парочке охранников и двинулась к качелям на заднем дворе, ежась и поплотнее запахивая кардиган. Широкое, рассчитанное на пару-тройку людей деревянное сиденье скрывал толстый плед, оставленный тут для удобства. Эти качели во всех смыслах были идеальными: скрытые от солнца и взглядов в тени сада, могли раскачать тебя сильно-сильно или же слегка покачивать, вгоняя в умиротворение. Элис забралась на них с ногами, пытаясь сжаться в маленький комочек – привычка из детства. Так же, как и с одеялом, под которым ничего плохого не может случиться. Чем меньше ты становишься, сжимаясь в трудные минуты, принимая знаменитую позу эмбриона, тем меньше площадь боли. По крайней мере, так всегда казалось самой Элис. А сейчас ей очень хотелось уменьшить свои страдания. Кто она рядом с этой властной и идеальной Софи? Которую, ко всему прочему, любил Джордж. А Элис даже позволить Эвану прикоснуться к себе не может без страшных воспоминаний. Все мечется, вечно чего-то боится и сторонится. А тут – такой подарок, да еще и сам ему на шею вешается!