Обер-лейтенант оглядел стены бункера, потом потрогал бетон рукой и ощутил слабые-слабые подрагивания массивной стены — наверху русские начали бомбежку или обстрел, но ему и всем остальным сидящим в казино это ничем не грозило.
6
О том, что командир полка убит, майор Беляев узнал от клепиковского адъютанта, вынесшего обгорелое тело подполковника прямо к подвалу напротив трансформаторной будки, за которой шел пустырь, обстреливаемый из форта. У адъютанта было красное обожженное лицо без бровей и ресниц, но он честь по чести доложил майору о гибели Клепикова и отдал полевую сумку.
— Все здесь, товарищ майор. Документы, награды, оружие.
Комбат открыл клапан скукожившейся от огня сумки, вытащил план Познани пятнадцатитысячного масштаба, сложенную гармошкой карту с отметками по суткам рубежей продвижения полка от Вислы до Варты. На листе с Магнушевом, за разгранлинией правого соседа каллиграфическим почерком школьных прописей красным карандашом было выписано четверостишие, перефразированное из стихотворения Пушкина:
Настали времена другие,
Исчезни, краткий наш позор!
Благослови меня, Россия!
Война по гроб — наш договор!
Ордена и медали убитого были приколоты и привинчены к чистому подарочному платку с вышивкой: «Воину-фронтовику от Землянского детдома».
Беляев, сложив все, как было, оставил себе только план Познани. Сумку вернул лейтенанту.
— Забери. Сам сдашь в дивизию.
— Не могу! — почти крикнул тот. — У вас останусь. Хоть взвод дайте, товарищ майор.
— Потом будет взвод. Похорони подполковника.
— Я потом не хочу! Я сейчас хочу и жареху из них делать буду.
— Не валяй дурака, Колька. Будет, как я сказал. Обещаю, что цитадель у меня в батальоне брать будешь, а пока побудь при нем. Понял?
— Так точно, товарищ майор.
Через несколько минут Беляев, изучавший подходы к форту с тыла, мельком увидел двоих автоматчиков и адъютанта, вывозивших на санках-лодочке тело Клепикова.
Трансформаторная будка между НП батальона Беляева и семнадцатым фортом у Виняри очень не понравилась Кремневу. Сибиряк долго приценивался к ее виду, и Фомин заметил это, но сам, внимательно поглядев на эту металлическую кубышку, ничего особенного не увидел. Искореженное железо просвечивало насквозь, прошитое пулями и осколками. Как укрытие будка совершенно не годилась, и Фомин сказал Кремневу об этом.
— Ты поглянь, старшина, какая парня. А откуда — понять не могу.
— Чего? — переспросил Фомин, не понимавший «чалдонских» словечек, которые нет-нет да и проскакивали у Кремнева.
— Парня, говорю. У нас так навозные кучи называют, когда в них доску морить закладывают. Листвяк кладут на зиму, навозом прикроют, и он размякает, податливым становится, и потом его хоть долотом, хоть топором, за милую душу идет. Так вот, когда листвяк в парне лежит зимой, то над ней иней все одно, как над медвежьей берлогой. В холодном железе чему парить? — Кремнев кивнул на будку. — А она, поди ж ты, вся в инее. Продух какой-то под этой железякой. Я в нее недавно стрелял — вон дырки — так их тоже инеем свежим затягивать начало. Тепло оттуда идет.