Откладывать проверку не стали, а тут же гранатой вышибли дверь и обнаружили огромную, тоже из листовой стали трубу в два обхвата с жалюзными решетками. Одну из них выломали и заглянули вовнутрь. Оттуда пахнуло прогорклой теплой сыростью подземелий.
О находке доложили Абассову. Комбат тоже выказал самый живой интерес: сам сползал с Абассовым, убедился, что в трубу вполне проходит человек и что она вентиляция какого-то подземного сооружения. Под землей везде были немцы, и Беляеву хотелось попасть туда и атаковать их там, внизу, где фашисты считали себя в полнейшей безопасности.
Труба, как оказалось, метров пять уходила колодцем, а дальше превращалась в наклонную, идущую вниз галерею, по которой можно было идти, лишь чуть-чуть пригнувшись, человеку среднего роста. Взводу Фомина придали саперов, двух связистов с катушкой, и, накопившись в галерее, люди начали спускаться по ней вниз.
Шли медленно, опасаясь мин, которыми уже были напичканы в городе все подвалы, переходы и чердачные лазы. Мины были натяжные, и почти все располагались на уровне колен или груди, но галерея была от них свободна, и фонарики ни разу не высветили следа, говорящего о том, что здесь кто-то ходил. Наконец ход расширился, и взвод уперся в решетку из металлических прутьев, к которой с той стороны подходил жестяной короб раструба, и из него доносилось ровное гудение и тянулась мощная струя воздуха.
— Придется рвать, — объявил сапер. — У решетки задрайки внутри, за железным кожухом, а иначе до них не добраться.
— Рви, — разрешил старшина. — Только чтоб сразу и решетку, и все, что дальше.
— Как сказано, так и сделаем, — обнадежил сапер.
7
Унтерштурмфюрер Грегор, оказавшись один, философски посмотрел на цепь, идущую от запястья правой руки к скобе на пулеметной тумбе, побренчал ею, чокнулся с бутылкой и выпил.
— Грегор. Бедный малыш! Теперь ты совсем один! А в это время всякая сволочь, дважды за сутки невредимой вернувшаяся из русского тыла, наслаждается всеми радостями жизни, смотрит кино и пьет твое любимое пиво. От такой несправедливости сердце твое разрывается на части, Грегор. Можно сойти с ума, можно допиться до ручки. Паршивый обер-лейтенантик обошел тебя, надул, околпачил, словно ты служишь не в СС, а в благотворительной конторе, где выдают протезы вместо мозгов. И как он теперь обо мне думает? Скажи, мой несчастный мальчик, что он думает про охранные части СС? Враг умный, а в нашем славном ведомстве одни дураки вроде тебя, партайгеноссе Грегор. Но мы, оказывается, не дураки!
Протрезвевший после ухода Розе унтерштурмфюрер достал из кармана ключ от наручников, точно такой же, как унес с собой обер-лейтенант, победно покрутил им перед бутылкой, которой, дурачась, излагал свои мысли вслух, и открыл браслет на руке. Потом подошел к топчану, у которого висела верхняя куртка обер-лейтенанта. Это была обычная десантная куртка офицеров-парашютистов — белая — для зимы, с одной стороны, и пятнистая — для лета — с другой. Эсэсовец взял из кармана куртки разрозненные листки, посмотрел, пошарил еще для верности и, убедившись, что в карманах больше ничего нет, снова сел за стол.