— Совсем здоровы?
— Совсем.
— Гм-м…
— Что вызывает у вас сомнение?
Тут он поднял голову и с недовольством посмотрел мне в лицо.
— Бывает, возвращаясь из госпиталя, говорят, что недолечились. Плацдарм здесь узкий, бои беспрерывные, смерть на каждом шагу…
— Это мне знакомо.
— Ну что ж, романтик, значит, будем воевать.
Отправился по назначению в свою новую роту.
* * *
Наши оборонительные линии метров на триста вынесены от берега по направлению противника. Дальше сто метров нейтральной полосы, а за ней — гитлеровцы. Они время от времени обстреливают нас из орудий и пулеметов. Весь этот грохот никак не вяжется с девственной белизной снега. Многие снаряды разрываются на ледяном покрове реки и вздымают к небу фонтаны.
Где-то каркает ворона, тяжело, сыто. Я затрудняюсь определить, откуда доносится ее карканье: слышу все еще плоховато.
Из ближней землянки вышла девушка с тазиком, плеснула мыльной водой на снежный пригорок и убежала. На двери алел красный крест. Меня вдруг осенило: это, наверно, Шура. И сюда успела приехать! Интересно, все со своим врачом-стариканом или сбежала от него? Ну, да бог с ней. Хорошо, что она меня не заметила. А может, и заметила, да виду не подала. Кто знает? Однако здорово, что Шура здесь!..
* * *
Наша рота расположена прямо на берегу реки.
Офицеров нас четверо: командир роты Петр Путкарадзе, его заместитель по политчасти Кравцов, комвзвода Иван Овечкин и я.
Совсем неожиданно я вдруг встретил здесь Сахнова:
— Как так вышло, что ты здесь, батько?
— Судьба, видать, — сказал он. — Дивизию нашу с передовой сняли, на север отправили, на пополнение. А нас в эту часть передали, вот я и здесь.
Сахнов теперь ординарцем у Путкарадзе. Он крепко пожал мне руку:
— Слава богу, что мы пока живы. Ведь сколько раз были в лапах у смерти…
Позиции минометной роты метрах в пятидесяти от нашей землянки. От командного пункта к роте ведут глубокие траншеи. В нашей роте всего два взвода.
Все время ведем довольно активные позиционные бои.
* * *
Кравцов выглядит каким-то неопрятным. И матерщинник ужасный. По вечерам собирает нас в землянке на политзанятия. Говорит о том, что нам и без него давно известно. Заученными, штампованными фразами. Овечкин дремлет. Сахнов делает вид, что слушает. Я и правда слушаю, но только потому, что стараюсь запомнить правильное произношение русских слов.
Сахнов вдруг подымается.
— Время ужинать, пойду-ка снесу ребятам на позиции поесть.
Кравцов словно этого и ждал. Закрывает свой блокнот с конспектом, сует в карман и поворачивается ко мне:
— Давай в шахматы сыграем, пока Сахнов вернется…