Из Рюгенвальда мы поехали в Данциг сухим путем чрез Столпе. Шкипер прибыл в Данциг несколько дней после нас.
Не решаясь совершить один предстоявшее длинное путешествие, я нанял в Данциге на собственный счет слугу. При этом случае я совершил большую ошибку, а именно употребил проездные мои деньги на покупку янтаря в кусках и париков, которые я предполагал с выгодой перепродать в России. Хотя (дело) это и удалось и (в конце концов) я не понес на нем убытков, тем не менее я испытал при этом много горя и забот, о чем сейчас расскажу. (Вообще) убедительнейше советую моим детям никогда не трогать чужих денег, ибо, на какое бы честное дело они ни предназначались, они быстрее тратятся, чем получаются обратно. В остальном нанятый мной слуга был остроумный и расторопный малый, знал русский, польский и разные другие языки, к тому же много путешествовал по тем краям, куда мне надо было ехать. (Все) это было мне известно, так как я знавал его в Москве, где он состоял на службе у прусского посланника Кайзерлинга. Да и во время путешествия он оказал мне важные услуги, и должен сознаться, что, не будь его, я не раз легко мог бы попасть в беду.
Я отправился через Пруссию на Кёнигсберг и Мемель в Курляндию, проехал через Поланген и 28 ноября прибыл на постоялый двор Torbon. Ничего почти не евши в течение двух дней, я был голоден и попросил хозяина этого двора, шведского поручика в отставке Tuurmand’a, накормить меня чем-нибудь за (плату). Обыкновенно, выходя в незнакомом месте из повозки, я брал с собой свои пистолеты и клал их возле себя на стол или на скамью, что, к счастью, сделал и в этот раз. Пистолеты у меня были хорошие, работы покойного Каппелля[438], и притом заряжены хорошо. Хотя упомянутый спутник мой и наблюдал (за нашими вещами), хозяин двора, пока мы ели преплохой обед, за который я заплатил недешево, украл-таки у меня один новый парик. Когда же в Риге я рассказывал, что останавливался у него, мне сообщили, что я имел честь кушать у первостатейного мошенника и разбойника. Я имел (таким образом) счастье уйти от (него) живым, благодаря моим добрым пистолетам; ибо, заметив, что они у меня под рукой, он, без сомнения, сообразил, что я буду защищать свою жизнь, — хотя, в сущности, в то время я не знал, какой он человек, и узнал об этом только в Риге, где все дивились тому, что я побывал в его доме, ел у него и выбрался от него (цел и) невредим. И в самом деле, кроме него самого да одной девушки, я никого в его доме не видел. Таким образом, мне суждено было попасть и в разбойничий вертеп…