Наконец я проехал через этот край, опустошенный чумой и войной, и чрез главный его город Митаву, испытывая (в пути) сильный голод и холод. В конце концов, ничего не евши в течение 36 часов, прибыл я 2 декабря в Ригу. Здесь я застал наших людей и нашу рухлядь, и, таким образом, путешествие мое в Россию поневоле окончилось. Но меня связывал товар, купленный мной в Данциге, и поэтому я решился послать с ним нанятого мной в этом городе спутника в Петербург, а оттуда в Москву (что туда и обратно составляет более 500 миль), с тем чтобы он продал этот товар или обменял на другие товары. Я, впрочем, выхлопотал для него даровые прогоны; да и сам он был настолько ловок, что и в других отношениях сумел избежать крупных расходов.
Когда я приехал в Ригу, там испытывался большой недостаток в квартирах, частью потому, что за два года назад, во время осады, город был разрушен и опустошен чумой, так что почти весь вымер и пришел в запустение, частью вследствие того, что все помещения были заняты многочисленным гарнизоном. Впрочем, я нашел себе квартиру. (Приютился я) у одного местного жителя, голландца Пальма. (Уступил он мне) единственную свою свободную горницу, с тем чтоб благодаря мне, независимому человеку, избавиться от постоя русских (военных). Об этом узнал один русский князь, подполковник, и так как ему нужно было помещение, то он (решил) во что бы то ни стало, (хотя бы) силой отнять у меня мою комнату. Со своей стороны я уступить (ее) не желал, главным образом (чтоб оказать этим услугу) добрым людям, принявшим меня к себе. Однажды, воспользовавшись моим отсутствием, (упомянутый) подполковник пришел (к Пальму) с 24 солдатами в полном вооружении, с примкнутыми штыками, чтоб завладеть моей комнатой. (Но) ключ от двери я унес с собой, и так как хозяин и хозяйка не могли его предъявить, то (солдаты стали) браниться (и один) ударил хозяйку ружьем по руке, так что рука у ней сначала посинела, а потом почернела, как уголь. Вернулся я как раз в то время, когда люди эти наполняли дом. Узнав, за каким делом они пришли и что они требуют ключа от моей комнаты, я не захотел его отдать. Слово за слово, один из (солдат) приставил к моей груди пистолет с взведенным курком. (Но) я одной рукой оттолкнул пистолет, (другой) выхватил (из ножен) шпагу и, (защищаясь) от них, задом вышел из дверей…
Я немедленно пожаловался на такое насилие и удержал за собой комнату. Солдат же, приставивший мне к груди пистолет, понес на площади, в биржевое время, в присутствии всех добрых людей, наказание батогами, заслуженное (собственно) подполковником. Впрочем, я просил, чтоб солдата не слишком били, так как он делал лишь то, что ему приказывали. После моего отъезда из Риги мои хозяин и хозяйка были (так) исколочены по приказанию подполковника, что оба долгое время пролежали в постели и (были) при смерти. Узнал я об этом впоследствии, когда был у них в доме в другое (мое) путешествие.