Вступительное слово Аарона Мегеда,
председателя конференции, посвященной Цви Прейгерзону
(11.3.1993. Дом писателей в Тель-Авиве)
>Аарон Мегед
Цви Прейгерзон был редким явлением в ивритской литературе и не таким уж обычным в еврейской истории. Он имел как бы двойное духовное гражданство — советское и еврейское. Иврит он называл «своим переносным отечеством», подобно тому как в еврейской истории религия служила таковым для евреев, когда они две тысячи лет жили в изгнании, скитаясь из страны в страну и не имея своего государства. Но появилось поколение, для которого религия перестала быть отечеством, и для него отечеством стал язык — иврит. Прейгерзон любил иврит всем сердцем и душой, творил на нем — и творил его. И когда он писал на иврите, видно было, насколько этот язык ему близок и как он ему предан.
В 1958 году, прочитав о смерти проф. Клаузнера, который когда-то, за много лет до того, был его учителем, Прейгерзон записал в дневнике: «Отец мой и воспитатель, профессор Йосеф Клаузнер, клянусь вам, что до последнего вдоха я буду сердцем и душой предан этому драгоценному достоянию каждого еврея — нашему языку».
В Америке был писатель Перски, провозгласивший своим девизом: «Я раб иврита». Прейгерзон же был не только рабом, но и господином иврита — он владел им полновластно.
Иврит был его домом, но, как ни странно это может показаться, СССР тоже был его домом, несмотря на все выпавшие ему страдания. Когда Гагарин полетел в космос и СССР праздновал это достижение, Прейгерзон написал в своем дневнике о «великом достижении нашей страны, Советского Союза».
Он был редким явлением и в другом смысле. Многие евреи в галуте писали на иврите, во всех поколениях, и в нашем тоже есть такие. Но он-то жил долгие годы в изоляции, без среды, и при этом сохранил верность ивриту, даже несмотря на репрессии.