Основу этого жанра составили классические тексты Вальтера Скотта, Стендаля, Гюго, Бальзака, Диккенса и других видных писателей первой половины XIX века. При этом соотношение индивидуального и общеисторического определялось культурными предпочтениями авторов, их личными вкусами, политическими взглядами и литературными амбициями. В России, где всегда любили поговорить о «народе», «народной стихии» и «народном характере», этот жанр был, что называется, обречен на успех, причем с явным, временами гипертрофированным сдвигом в сторону глобальной его составляющей. «Исторического» в «большом» русском романе всегда существенно больше, чем личного, индивидуального. Возможно, поэтому эпический роман «Война и мир» Льва Толстого сыграл столь значительную роль именно в русской литературе — ведь соотечественников Диккенса и Гюго куда больше занимали движения души Дэвида Копперфильда и Жана Вальжана, нежели движение «народных масс».
В итоге, эпопея «Война и мир» практически сразу превратилась в образец русского «большого» романа — именно она, а не тексты Гоголя, Достоевского, Тургенева, Гончарова, Лескова и других весьма достойных кандидатов. Роман Льва Толстого стал общепринятым мерилом жанра и вызвал к жизни множество повторений: достаточно вспомнить такие примеры, как «Хождение по мукам» А. Толстого, «Тихий Дон» М. Шолохова, «Жизнь Клима Самгина» М. Горького, «Доктор Живаго» Б. Пастернака, «Жизнь и Судьба» В. Гроссмана и совсем уже мегаломанский, а потому расползающийся, невзирая ни на какие узлы, гиперпроект А. Солженицына «Красное колесо».
Недавно опубликованная эпопея Цви Прейгерзона «Когда погаснет лампада» стоит в этом же ряду «больших» российских романов XX века. И в то же время ее можно смело назвать уникальной. Эта уникальность заключается прежде всего в том, что роман, во многом впитавший в себя толстовские традиции русской литературы, был написан не на русском, а на иврите, и предметом своим имел не российское общество в целом, а относительно невеликий его фрагмент: типичное еврейское местечко в промежутке между погромами Гражданской войны и расстрельными рвами Катастрофы. «Миром» романа является традиционный хасидский городок Гадяч, недалеко от Полтавы, его постепенно затухающий, исчезающий, меркнущий еврейский быт; его колоритные старики, поневоле сменившие ремесло шойхетов, бодеков и габаев на членство в советских кооперативах; его молодежь, устремившаяся на учебу в большие города и столицы. «Войной» же становится окончательное уничтожение этого мира руками немецких нацистов и их добровольных помощников, партизанское движение в полтавских лесах, отчаянные попытки обреченных людей выжить среди плясок торжествующей смерти.