Мой отец Цви Прейгерзон (Липовецкая-Прейгерзон) - страница 19
Как он рассказал мне через много лет, первым его побуждением было подать документы в Институт восточных языков. Но, взвесив все «за» и «против», папа передумал. Мне кажется, главным обстоятельством, решившим дело в пользу Горной академии, были соображения практической пользы, которую отец намеревался принести своей любимой Эрец-Исраэль. Там ведь и без того было достаточно много людей, говоривших на самых разных восточных языках. А вот специалистов по горным породам и минералам — раз-два и обчелся…
>Цви — студент Горной академии
Определенную роль сыграло и то, что Академия (впоследствии переименованная в Горный институт) предоставляла своим студентам общежитие и форменную одежду. Так отец стал «горняком» и вселился в студенческое общежитие Началась московская глава его жизни.
Вначале в большой мир из местечек потянулась молодежь. Легионы комсомольцев с горящими глазами разлетелись по необъятным просторам СССР, вливаясь в ряды его строителей. Вослед им двинулись старики, и вот тогда-то, вконец опустев, местечки покрылись пылью забвения. Разъехались все кто куда, а за ними поплыл по течению и я…
Помню, как собирали субботние лампы, таллит и тфиллин, старинные книги и домашний скарб и укладывали их в картонки и ящики. Ибо отныне этим вещам предстоял длинный путь к незнакомым местам. Вместе с ними, тоскливо оглядываясь на родные места, шагали к вокзалам вереницы лавок и синагог. В дороге путников догоняла осень, земля выталкивала из себя сладковато-гнилые запахи, и теплый густой туман низко стлался над полями. Налетал ветер, в который раз равнодушно перелистывая книгу истории нашего народа.
(Рассказ «Машиах Бен-Давид»)
Этот ветер подхватил тогда многих, кто мечтал об учебе, работе и карьере. Сотни, тысячи молодых людей возлагали надежды на новые времена, наступившие с утверждением советской власти. Учись где хочешь, получай какое хочешь образование, приобретай любую специальность!.. Как тут было не дрогнуть перед столь заманчивыми надеждами! И еврейская молодежь спешила к мечте, а с ними и мой отец.
Я был тогда костлявым парнем в мятом костюме и старомодном галстуке — провинциалом, только-только прибывшим в большой город из местечка. Маршрут мой был в то время типичным для многих еврейских душ. Из глухих местечек вела нас эта дорога к вершинам образования. Шагал по ней и я, оказавшись вначале в этом красивом доме, боковым фасадом своим выходившим на Большой театр. Здесь проживал мой приятель Аба Берман, покинувший местечко на полгода раньше меня… По обычаю тех дней, укореняясь в новых местах, мы всегда могли рассчитывать на помощь и поддержку земляков.