А он лишь слушал и посмеивался да взахлеб курил короткую, привезенную с Камы трубочку и щурился у ворот на солнышко. Ко всем слабостям жены относился на редкость снисходительно, прощал их ей, даже когда они кончались потасовкой. Вся станица дивилась его терпению, потому как казаки с незапамятных времен мытарили своих жен, не давали им не то что заводить какой-то спор, но даже пикнуть.
Хилая, осевшая до окон в землю изба Антониды была всего через два двора от избы, где квартировал Дмитрий, он сразу же услышал пронзительный бабий вой и решил вмешаться в скандал, чтоб отвести от ревущей женщины немилосердные, как ему казалось, руки. Да тут нечаянно оказался у ворот Григорий Носков, он лукаво повел глазами и сказал:
— Ведьма. Ведьма и есть.
Вой нарастал. Дмитрий нервно задвигал прямыми бровями, но Григорий успокоил его:
— Они завсегда так душу отводят. Полымя из ноздрей, пар из ушей.
У Дмитрия не было времени обсуждать Антонидины вредные привычки, и он вернулся к себе в избу, чтобы закончить донесение в штаб полка. Однако пока он собирался с мыслями, вой перешел в пронзительный визг — точно вот так визжат свиньи, когда их режут, — и Дмитрий понял, что пора бежать к Антониде. И на улице он опять встретился с Григорием, улыбка у того была теперь вымученной, даже растерянной.
— Всяко быват в жизни, да орать-то к чему?!
У Антонидина двора кипела толпа. С веселым любопытством люди наблюдали, как Антонида жучила Леонтия, гоняя вокруг бочки с водой, стоявшей на двуколке. Когда он не мог увернуться от удара, то по-смешному вскидывал длинные и тонкие, как спички, руки, стараясь ухватиться за черешок от граблей, которым его охаживала не на шутку разгневанная жена. Это не всегда ему удавалось, но приводило в отчаяние Антониду, она вопила все заливистей и обреченнее.
— Одичала напрочь, — в короткие паузы, когда она набирала в грудь воздуха перед очередным визгом, внушающе говорил ей председатель Гаврила.
Она не слушала его, она лишь медленно поводила гневными глазами. Костистая, до того худая, что ключицы остро выпирали из-под расстегнутой кофты, Антонида выказывала завидную неутомимость в жестокой схватке с мужем, несмотря на то, что весь день, не разгибая спины, проработала на стрижке овец.
Дмитрий заметил в клокочущей толпе бойца Егорку Киржибекова. Тот косолапо делал замысловатые петли вокруг Антониды, хлопал себя по бедрам, передразнивая Антониду, и жалобно покрикивал, словно били не несчастного Леонтия, а именно его, Егорку:
— Ай, больно! Зачем так больно?
Дмитрий подозвал и приструнил бойца, тот сразу посерьезнел и тут же покинул поле боя. А к комбату торопливой походкой подошел все понимающий Гаврила: