– Ну да, – пробурчал Никодим. И слово за слово, признался, что у него был еще один брат, который числится пропавшим без вести на империалистической войне – только в гражданскую этот пропавший без вести воевал на стороне белых и противника в плен не брал, а расстреливал тут же, на месте.
– И что с ним потом стало? – спросил Опалин.
Зайцев вздохнул.
– Уплыл из Крыма. С последним кораблем.
– Жив, значит?
– Наверное, жив. Я не знаю. Я вестей от него давно не имел.
«Давно – это сколько?» – хотел было спросил собеседник, но сдержался, поняв, что это лишнее.
– Слушай, Берзину не до тебя, – сказал Опалин. – Он ищет, кто его мать из могилы вытащил и повесил, и вообще…
Тут Зайцев как-то косо взглянул на него, и Иван без всяких слов неожиданно понял, что собеседник все знает – и кто это сделал, и как это случилось, и почему голова погибшей комиссарши оказалась у сторожа. Знает, но ни за что не скажет, потому что правда слишком многих может подставить под удар.
– Зря он сюда вернулся, – промолвил собеседник как бы про себя. – И зря все это ворошит.
Опалину стало неуютно. Он понимал, что лично ему ничего не грозит – и тем не менее ему вдруг неодолимо захотелось оказаться в поезде, который увезет его обратно в Москву, подальше от Дроздово с его мрачными тайнами и от гражданской войны, которая – он вдруг отчетливо это понял – не кончилась тут до сих пор.
После того, как Зайцев удалился, явился фельдшер Горбатов и произнес путаную хвалу доброте Опалина, который спас доктора, доставив его в клинику. Иван вовсе не считал себя добрым и смущался, когда его хвалили. Прервав фельдшера, Опалин напрямик спросил, чего ему нужно. Помявшись, Горбатов попросил повлиять на Берзина, чтобы больницу поскорее отремонтировали.
– Этим же Зайцев занимается, – напомнил Опалин.
– Ну да, – хмыкнул собеседник. – После того, как сам же ее громил и вынес оттуда весь спирт, это особенно смешно. Ты замолвишь словечко перед Берзиным? Я же не лично для себя прошу, а для людей.
– Попробую, но ничего не обещаю, – буркнул Иван.
Фельдшер крепко пожал ему руку и ушел. Вернувшись в дом, Опалин застал там Лидию в обществе учителя, попадьи и Марфы Терешиной. Матушка Анастасия принесла куриные яйца, а Марфа – арбуз, который, по ее словам, она вырастила даже без парника. Арбуз тотчас разрезали и съели, и неожиданно Лидия Константиновна объявила, что выходит замуж.
– Ах, ах! – оживилась матушка Анастасия, улыбаясь и поглядывая на Киселева, который смутился, как мальчик. – И кажется, я даже знаю, за кого!
Посыпались поздравления, кто-то сказал, что надо выпить за здоровье будущих супругов.