Когда она посмотрела мне в глаза, милый вице- президент исчез. Я рассматривал ее не без удивления. Она, как и вообще все женщины, могла быть то диковато холодной, то чувственной, с глазами, готовыми в любой момент увлажниться. Но удивление мое было вызвано тем, что то и другое у мисс Смит было вполне искренне.
Возможно, чтобы переменить тему разговора, она вновь заговорила о своем отце:
— Моего отца знали в Монте-Карло и в Лас-Вегасе. Правда, фамилия у него была другая, не Смит. В один злополучный день его убил свихнувшийся коротышка. Он проиграл отцу все свои деньги, хотя сам играл краплеными картами.
— И что стало с этим коротышкой?
— Десятилетняя девочка, дочь убитого, всадила ему пулю в лоб с расстояния в десять шагов.
— Вы? — спросил я, вздрогнув.
— Я.
Я немного помолчал, потом спросил:
— Интересно, что думают десятилетние девочки, стреляя в живого человека.
— Знаете, мистер Райан, полагаю, они ничего не думают… У меня, во всяком случае, была тогда какая-то даже не мысль, а уверенность, что я его даже не убиваю, ведь мозги у него и так уже были дохлые.
— И что, вы послали ему на гроб пятидолларовый букет?
— Нет, конечно. — Она чисто и звонко рассмеялась. — Но что касается бедного папочки, я думаю, что он был бы доволен.
— Ну что ж, жесты есть жесты. Мне это даже нравится, — сказал я довольно холодно.
— Я думаю, это было оправдано, школа подготовки к жизни.
— Как?
— Что-то вышло наружу касательно мистера Биллингса. Он был убит, а вот теперь вы здесь. Не полиция, нет. А только вы, мистер Райан. Почему? Вы не можете мне объяснить?
— Когда-то Биллингс оклеветал меня из-за десяти тысяч. Уверен, что он собирался повторить подобную гнусность. И вот теперь я хочу выяснить, кого еще он вовлек в эту игру?
— Надеюсь, вы не думаете, что я ему в этом помогала?
— Я не знаю, но… Скоро я действительно это выясню.
— Ив его смерти я не виновата, — сказала она. — А что там у вас с ним было, совершенно меня не касается. Что-нибудь еще?
Я встал и, опершись руками о стол, наклонился к ней:
— Только одно, — улыбнувшись, сказал я. — Тебе, наверное, миллион раз говорили, что ты интересная женщина. Оставайся такой же. Ну, а про себя могу сказать, что рядом с тобой дико глупею. Что это, не знаю сам…
Она не улыбалась, неожиданно ее губы приблизились к моим, и время потеряло значение. Я видел только, что у нее ореховые глаза и дивные каштановые волосы. Затем и наши руки встретились.
Но вот она встала, и руки наши вынуждены были расстаться.
Она сказала:
— Нет… Я не хочу оставаться такой же для тебя. Меня еще никто так не называл.