Бесценный дар! Как часто в дни печали
Ты, исцеляя боль сердечных мук,
Уносишь мысль в заоблачные дали,
Лишь твой заслышу сердцу милый звук,
Лишь твой заслышу волшебный звук.
И, часто внемля вздохам арфы нежной,
Я, восхищенный, в облаках парю.
За этот дар, за этот дар бесценный,
О музыка, тебя благодарю,
За этот дар благодарю!
Но, как писал самый остроумный из завсегдатаев ресторана ЦДЛ, «Новые песни придумала жизнь!».
И генерал уже издалека заслышал эти песни и нестерпимо фальшивое дребезжание гитары.
На заснеженном лунном пляже под черным спасательским грибком расположились какие-то бездельники и безбожные безумцы, пиршеством и песнями разврата вовсю ругающиеся над тишиною и благолепием морозной ночи.
Противный и мучительно знакомый мальчишеский голос запевал:
У берега качался буй!
К нему подплыл какой-то…
Пьяный хор радостно взревел:
— Дядя!
А с берега, на это глядя,
Ему кричали: «Не балуй!..»
Никогда не мог понять генерал распространенное выражение «свинцовые мерзости жизни» (у Горького, кстати, сказано «свинцовые мерзости дикой русской жизни», ну да ладно). Почему свинцовые-то? Что же в этом металле мерзкого? В сознании Бочажка он был связан или с пулей-дурой, которая смелого боится, или с тяжестью, ни та, ни другая омерзения у Василия Ивановича не вызывали. Свинец смертельный надо было встречать грудью и вести бой, пусть даже и неравный, до победного конца или до последней капли крови, а тяжесть следовало преодолевать, взваливать на себя, стойко сносить и ни в коем случае не перекладывать на чужие плечи. Какие ж это мерзости? Ровно наоборот.
На месте великого пролетарского писателя генерал бы написал «грязные мерзости жизни» или «мерзкая грязь жизни», получилось бы не так красиво, но зато точно! Грязь (всякая, не только физическая) — вот что действительно вызывало у нашего героя омерзение, негодование, недоуменную тоску и даже страх — уж очень она иногда была густая, прилипчивая и неистребимая.
Ужасный был чистюля Василий Иванович и, как часто за глаза отмечал подполковник Пилипенко, — чистоплюй! Просто Мойдодыр какой-то абстрактно-идеалистический, а не советский, умудренный марксистско-ленинской диалектикой командир.
И сейчас его окатили именно этой мерзостной грязью, плеснули из параши прямо в лицо, и мойдодырский долг повелевал немедленно смыть эту вонь и уничтожить ее источник!
Неотвратимо надвигающегося генерала никто из несовершеннолетних дебоширов не видел и не слышал.
А справа молот, слева серп —
Это наш советский герб!
Хочешь сей, а хочешь куй —
Все равно получишь…
Все вразнобой заорали «Деньги!», захохотали и загалдели.