Изучение идентичности восточнославянского язычества в его коллективном аспекте имеет больше права на жизнь. В самом деле, очевидно, что при реконструкции данного феномена мы могли бы исходить из большего круга источников (весьма разнородных по характеру) и, кроме того, эта реконструкция имела бы более общий характер. Однако, к сожалению, нам приходится, перефразируя известную фразу, сказать: «религиоведение не терпит сослагательного наклонения». Не говоря уже о том, что сейчас основными методами изучения религиозной идентичности являются анкетирование и интервьюирование, предоставляющие в распоряжение учёного подробный материал по целому ряду важнейших характеристик (религиозные представления, отношение к вере — своей и чужой, отправление религиозных обрядов, частотность этих действий и многое-многое другое) и позволяющие получить ответы практически на любые вопросы исследователя, и делая скидку на то, что при изучении восточнославянского язычества о подобном инструментарии не приходится и мечтать, необходимо признать: в нашем распоряжении нет таких полных, содержательных и аутентичных источников, на основании которых мы могли бы строить столь глобальные обобщения. Разного рода фальсификаты, которых, к большому сожалению, известно не так уж мало, естественно, сюда не относятся. Самая известная подделка такого рода это пресловутая «Влесова (Велесова) книга», на основе которой одна за другой штампуются псевдоисторические книжки, которыми повсеместно завалены полки книжных магазинов[81]. Печально, но сведения о «мифологии» восточных славян, почерпнутые из недостоверных источников, проникли и в академическую науку. Так, например, публикация П. Древлянского (псевдоним П.М. Шпилевского) «Белорусские народные предания» цитировалась не только А.Н. Афанасьевым в его знаменитых «Поэтических воззрениях славян на природу», но и другими, современными и очень авторитетными авторами, как, например, В.В. Иванов и В.Н. Топоров (об этом ещё пойдёт речь ниже, во второй главе данного исследования).
Но отсутствием необходимых исторических источников проблема не исчерпывается. Очевидно, что религиозная идентичность тесно связана с идентичностью этнической (под последней в современной отечественной этнологии понимается культурно-языковая идентичность[82]). Эта связь заметна даже сейчас, когда (по сути, часто без достаточных на то оснований) в людском сознании смешиваются такие понятия как: еврей — иудей, русский — православный, татарин — мусульманин. Это притом, что в современном секуляризованном мире вполне можно встретить русского-кришнаита, татарина-атеиста и т. п. Этническая принадлежность давно уже не является непременным определяющим фактором складывания религиозной идентичности. Но в обыденном народном сознании этот факт ещё отнюдь не закрепился. В жизни несложно встретить человека, убеждённо называющего себя православным только на том основании, что он русский, но при этом не посещающего церковь, не разбирающегося в догматике и склонного верить скорее в некий «Вселенский разум», нежели в Святую Троицу.